Читать онлайн книгу "Брестский мир и гибель Черноморского флота"
Брестский мир и гибель Черноморского флота
Сергей Сергеевич Войтиков
Советская история
В книге рассказывается о судьбе российского Черноморского флота в 1917–1918 гг. Известный российский историк Сергей Войтиков отвечает на целый ряд важных вопросов. Почему адмирал Колчак не сумел удержать Черноморский флот в узде? Что представляла собой украинизация Черноморского флота? Как подавили националистическое выступление крымских татар? Кто ответственен за массовый красный террор в Севастополе? Каким образом Черноморский флот был переведен в Новороссийск? Кто принял решение о потоплении флота?
Книга будет интересна всем любителям военной и политической истории нашей страны.
Сергей Войтиков
Брестский мир и гибель Черноморского флота
Предисловие
Историю Черноморского флота между февралем 1917 г. и июнем 1918 г. нельзя признать белым пятном в отечественной историографии. Достаточно указать книги и диссертации Н. М. Гречанюка и П. И. Попова[1 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Моряки Черноморского флота в борьбе за власть Советов. Симферополь, 1957.], А.Г. и В. Г. Зарубиных[2 - Зарубин А. Г., Зарубин В. Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. – 2-е изд. – Симферополь, 2008.], А. И. Козлова[3 - Козлов А. И. Во имя революции. (Потопление Черноморского флота по приказу В. И. Ленина в 1918 г.). Ростов, 1985.], В. В. Крестьянникова[4 - Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь: Крымский архив, 2007.], А. П. Павленко[5 - Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Дисс. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2015.], В. Д. Поликарпова[6 - Поликарпов В. Д. Бурям навстречу. Симферополь, 1961.], А. С. Пученкова[7 - Пученков А. С. Украина и Крым в 1918 – начале 1919 года.], А. К. Селяничева[8 - Селяничев А.К. В.И. Ленин и становление советского Военно-морского флота. М., 1979.], И. Т. Сирченко[9 - Сирченко И. Т. Погибаю, но не сдаюсь! Краснодар, 1969.], Д. В. Соколова[10 - Cоколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. Большевизация Крыма и Черноморского флота в марте 1917 – мае 1918 г. М., 2013; Он же. Без срока давности: Большевистский террор в Крыму в 1917–1921 гг. М., 2017.], А. А. Цецорина[11 - Цецорин А. А. Большевики Черноморского флота в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции (апрель 1917 – январь 1918 гг.): Дисс. канд. ист. наук. М., 1952.], А. М. Чикина[12 - Чикин А. М. Севастопольская Голгофа. Севастополь, 2005.], В. А. Широкова[13 - Широков В. А. Большевики Черноморского флота в борьбе за власть Советов: Дисс. канд. ист. наук. Одесса, 1977.]. Сюжеты, связанные с трагедией российского флота, затронуты и в коллективных монографиях[14 - См., напр.: Боевая летопись Военно-морского флота. 1917–1941 / Н.Ю. Березовский, С. С. Бережной, З. В. Николаева. М., 1993.], и в статьях[15 - См., напр.: Кикнадзе В. Г. Черноморский флот в революциях и в Гражданской войне в России. 2017. № 11, 12.].
В настоящей книге история Черноморского флота в 1917–1918 гг. изучена на основании опубликованных источников, а также документов Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного военного архива (РГВА) и Центрального государственного архива города Москвы (ЦГА Москвы). Неопубликованные источники позволяют расширить существующие представления о ходе Февральской и Октябрьской революций на Черноморском флоте, по-новому рассмотреть «Варфоломеевские/Еремеевские ночи на флоте», изучить механизм принятия судьбоносных для Черноморского флота решений в 1918 г.
Традиционно история Черноморского флота в 1917–1918 гг. исследуется на основании воспоминаний, показаний на допросах в Иркутской ЧК А. В. Колчака, опубликованных сборниках документов, документов Российского государственного архива Военно-морского флота и некоторых других архивов. Дневниковые записи и воспоминания А. И. Верховского[16 - Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959.Верховский Александр Иванович (1886–1938) – генерал-майор (1917), комбриг (1937). С начала 1917 г. – начальник штаба Черноморской десантной дивизии. Член ЦВИК и товарищ председателя Севастопольского Совета. С июня 1917 – команд. войсками МВО, в сентябре – октябре – генерал-майор, военный министр Временного правительства. В 1918 г. – один из руководителей контрреволюционного Союза возрождения России в Петрограде. (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь: Крымский архив, 2007. С. 523). В советском военном ведомстве с февраля 1919 – инспектор военных школ и курсов Запасной армии Республики (с октября 1919); в распоряжении нач. ГУВУЗ (с июня 1920), по совместительству – член Особого совещания при Главнокомандующем всеми вооруженными силами Республики (1920). В межвоенный период – на преподавательской работе в Военной академии РККА (1921–1930), профессор (1927); военный эксперт советской делегации на Генуэзской конференции (1922); нач. штаба СКВО (1930–1932); служил на курсах «Выстрел», в Генеральном штабе и Военной академии Генерального штаба. Участие в войнах: Русско-японская война 1904–1905, Первая мировая война. Репрессирован, расстрелян. Реабилитирован] позволяют понять, насколько стремительно командный состав Черноморского флота терял власть на флоте весной 1917 г.[17 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. Л., 2009; Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918.] Мемуарные работы И. П. Борисенко[18 - Борисенко И. П. Советские республики на Северном Кавказе. В 2 т. Ростов-на-Д., 1930.] В. К. Жукова[19 - Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917–1918 гг. М., 1931.], В. А. Кукеля[20 - Кукель В. Правда о гибели Черноморского флота // Гражданская война в России: Черноморский флот. М., 2002.Кукель (Кукель-Краевский) Владимир Андреевич (1885–1937/1940) – военно-морской специалист, участник Гражданской войны на стороне красных, видный деятель РККФ, капитан 2-го ранга. В 1902 г. окончил Морской корпус и после занимал различные командные должности на кораблях Балтийского флота. В 1916–1917 гг. на эсминце «Амурец» принимал участие в Первой мировой войне. В июне 1917 г. переведен на Черноморский флот и осенью того же года назначен командиром эскадренного миноносца «Керчь». На эсминце «Керчь», ставшем наиболее революционным кораблем Черноморского флота, вскоре завоевал уважение и авторитет среди команды. В январе 1918 г. на «Керчи» участвовал в подавлении контрреволюционного мятежа в Ялте. В апреле 1918 г. стал одним из организаторов перехода флота в Новороссийск во исполнение приказа ленинского Совнаркома об эвакуации флота. В июне 1918 г. сыграл видную роль в исполнении приказа В. И. Ленина о потоплении флота. После потопления «Керчи» в Туапсе В. А. Кукель добрался до Астрахани, был зачислен в Красную флотилию Краснодарского края и принял активное участие в боевых действиях. В начале 1919 г. переведен на Балтийский флот и назначен командиром крейсера «Богатырь». В июне 1919 г. вновь направлен в Астрахань и вскоре назначен начальником штаба морских сил Каспийского моря и Азербайджанского флота. В 1919–1920 гг. участвовал в боевых операциях флотилии. За умелое руководство боевой операцией по освобождению форта Александровского награжден орденом Красного Знамени. В июле 1920 г. назначен начальником штаба Балтийского флота. В 1920–1923 гг. – на различных командных должностях на Балтийском флоте. В 1923 г. уволен от военно-морской службы, однако до 1937 г. занимал ответственные должности в различных учреждениях Наркомата по морским делам и судостроительной промышленности (Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). С. 599–600, коммент.). Автор ряда работ по истории Черноморского флота в 1917–1918 гг., часть из которых активно использована при подготовке настоящей публикации. Кукель репрессирован в 1937 г. По одним данным, был расстрелян в том же году, по другим – умер в тюрьме в 1940 г. Реабилитирован в 1956 г. (Сизенко А. Г. История Черноморского флота. СПб., 2001. С. 198).], Н. А. Монастырева[21 - Монастырев Н. А. Гибель царского флота / Пер. с нем. СПб., 1995.], А. П. Платонова[22 - Платонов А. П. Февраль и Октябрь в Черноморском флоте. Севастополь, 1932.Платонов Алексей Павлович (1894–1937) – член РСДРП (большевик). Родился в рабочей семье, окончил железнодорожное училище. В 1914 г. призван на Черноморский флот, машинный старшина линкора «Императрица Екатерина Великая» (с 1917 г. – «Свободная Россия»), в 1917 г. председатель судового комитета, член Севастопольского комитета РСДРП, председатель I Общечерноморского флотского съезда, член Законодательного совета морского ведомства, в 1918 г. член ВЦИК 3-го созыва, член Морской секции при ВЦИК. В марте – апреле 1918 г. активно проводил директиву ленинского Совнаркома об эвакуации флота в Новороссийск, в 1919 г. член Верховного трибунала при ВЦИК. В 1928 г. окончил Военно-морскую академию, был председателем минной секции Научно-технического комитета Управления МВС, преподавателем академии в звании инженер-флагмана 3-го ранга. Репрессирован, расстрелян, реабилитирован (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 555; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). С. 646, именной ук.)], Ф. Ф. Раскольникова[23 - Раскольников Ф. Ф. Рассказы мичмана Ильина. М., 1936.], С. С. Хесина[24 - Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. М., 1971.] помогают воссоздать обстановку 1917–1918 гг. в Севастополе и на Черноморском флоте, те из указанных работ, что были созданы в Советской России (все, за исключением мемуаров Монастырева), содержат богатую фактуру, основанную в том числе на архивных материалах. Следует отметить, что многие воспоминания рассказывают о личных переживаниях их авторов: В. К. Жуков с болью в сердце написал о сопротивлении германским оккупантам Николаева[25 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 182–190.], В. А. Кукель и Н. А. Монастырев – о потоплении кораблей. Естественно, как и любые мемуары, данные содержат ошибки и неточности, которые требуют исправления по архивным документам.
Определенную сложность в реконструкции механизма принятия ключевых решений о судьбе Черноморского флота вызывает целенаправленное умолчание советских мемуарных источников 1930-х гг. и последующих исследований советских историков о ряде военно-политических деятелей, непосредственно ответственных за события 18 июня 1918 г. Сначала (1927) был сослан в Алма-Ату, а затем и выслан из СССР (1929) Л. Д. Троцкий, в результате чего в классическом советском полумемуарном труде В. К. Жукова, вышедшем в 1931 г. с предисловием Ф. Ф. Раскольникова, фамилия «Троцкий» была повсеместно заменена на указание должности: «нарком», «нарком по морским делам»[26 - См., напр.: Там же. С. 249.] и «народный комиссар по морским делам»[27 - См., напр.: Там же. С. 256.], а в позднесоветских исследованиях вообще отсутствовали какие-либо сведения о роли опального «создателя Красной армии» в принятии решения о потоплении флота в 1918 г. Затем стал невозвращенцем и сам Ф. Ф. Раскольников, бежавший из СССР и опубликовавший на Западе нашумевшее открытое письмо «хозяину» партийно-государственного механизма Страны Советов с рефреном «Вы арестовали их, Сталин». Как следствие, со страниц исследований исчез и Раскольников. В самом серьезном документальном сборнике по проблеме его фамилию заменили на безликое «член коллегии Народного комиссариата по морским делам»[28 - Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). Киев, 1963. С. 163.]. Правда, не находилась под запретом фамилия технического исполнителя решения о потоплении флота – старшего лейтенанта Черноморского флота В. А. Кукеля: его необоснованно репрессировали, однако во время хрущевской оттепели реабилитировали. В ходе написания очерка приходилось систематически обращаться к материалам личного фонда В. И. Ленина – для того чтобы убедиться, чьи же на самом деле документы длительное время фигурируют в литературе в качестве «ленинских». Умолчания начала 1930-х гг. выглядят анекдотично еще и потому, что в них чаще названы по именам оппоненты большевиков из эсеров, меньшевиков и левых эсеров, чем оппозиционные деятели, вылетевшие из руководящей «тележки» (выражение И. В. Сталина 1927 г.) большевистской партии.
Идея книги возникла в ходе работы над изданием «Москва – Севастополь. Архивно-краеведческий альманах» (Главное архивное управление города Москвы; Центральный государственный архив города Москвы; Управление архивным делом в г. Севастополе; Архив города Севастополя. Кн. 1. М., 2016; Кн. 2. М., 2019), а также подготовки статьи в журнал «Крымский архив» (2018. № 2. С. 67–80).
Автор признателен за ценные советы коллегам – архивистам и историкам: к.и.н. А. В. Крушельницкому (ИАИ РГГУ); Л. В. Сгадлевой, к.и.н. Е. Д. Алексеевой, Л. С. Ванян, Е. И. Логачёвой, А. С. Мараховой, Л. Л. Носыревой, Н. А. Тесемниковой, к.и.н. С. И. Добренькому, к.и.н. М. Ю. Морукову (Центральный государственный архив города Москвы); И. Н. Селезнёвой, И. П. Кремень, Е. К. Тарасовой, М. В. Страхову (РГАСПИ); д. филол. н. С. А. Макуренковой; к. филос. н. В. С. Ещенко (журнал «Военно-исторический архив»); д.и.н. В. Г. Кикнадзе (журнал «Война. Наука. Оборона»); Т. Н. Осиной, д.и.н. А. А. Здановичу, к.и.н. О. И. Капчинскому (Общество изучения истории отечественных спецслужб).
Глава 1
«Наступивший 1917 год корабли встретили в море…». Черноморский флот накануне февраля
Накануне Февральской революции Черноморский флот состоял из 45 крупных боевых надводных кораблей, 12 подводных лодок и большого количества малых кораблей и вспомогательных судов. В число боевых кораблей входили новейший линкор «Екатерина II», семь эскадренных броненосцев, крейсер «Память Меркурия», три авиатранспорта и 23 эскадренных миноносца. В 1917 г. флот пополнился еще одним кораблем («Воля»), четырьмя эсминцами и тремя подводными лодками. Помимо этого, для действия на сообщениях турок оборудовали три вспомогательных крейсера. В состав Черноморского флота входили также: воздушная дивизия двухбригадного состава, транспортная флотилия, части морской пехоты, береговая артиллерия и другие специальные части и подразделения. В личном составе флота на 1 января 1917 г. насчитывался 40 361 «нижний чин» и 1463 офицера. Несмотря на потери (в ходе летней кампании 1917 г. Черноморский флот потерял эсминец «Лейтенант Зацарённый» и подводную лодку «Морж»), Черноморский флот на всем протяжении кампании 1917 г. значительно превосходил германо-турецкие морские силы, действовавшие на Черном море: к началу 1917 г. последние состояли из 29 крупных и средних надводных кораблей и четырех подводных лодок[29 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Моряки Черноморского флота в борьбе за власть Советов. Симферополь, 1957. С. 5.].
По количеству кораблей и численности личного состава Черноморский флот уступал Балтийскому, однако в то время как основной состав русского флота на Балтике бездействовал, будучи скован льдами, корабли и части Черноморского флота вели напряженную и разностороннюю боевую деятельность. В условиях суровой зимы и штормовых непогод надводные корабли и подводные лодки продолжали блокировать Босфор и анатолийское побережье Турции. Вследствие отхода войск Румынского фронта от Добруджи и неспособности 6-й армии закрепиться на правом берегу Дуная с конца 1916 г. Черноморский флот взял на себя оборону гирл Дуная. В срочном порядке в низовья реки направили корабли, части морской пехоты, артиллерию и инженерно-технические подразделения[30 - Там же. С. 5, 6.].
Помимо блокадных действий и мероприятий по обороне устья Дуная Черноморский флот осуществлял крупные войсковые и грузовые перевозки по Черному и Азовскому морям. Свыше 130 транспортных судов общим водоизмещением около полумиллиона тонн осуществляли перевозки людей, скота и различного рода грузов для Кавказского, Румынского и Юго-Западного фронтов, а также перевозки для гражданских организаций. Флот получал все новые и новые задания на транспортировку в связи с прогрессирующим кризисом ж.-д. транспорта[31 - Там же. С. 6.].
Впрочем, обстановка, сложившаяся на Черноморском театре к концу 1916 г., была далеко не простой, поскольку износилась материальная часть многих кораблей (около 20 из них находилось в ремонте). Вследствие нехватки средств и материалов в Николаеве остались недостроенными крейсера и другие корабли. Тяжелой потерей стала гибель 7 октября в Северной бухте Севастополя новейшего линейного корабля «Императрица Мария». При взрыве погибло 225 человек, 85 получили тяжелые ранения. Как было установлено только в 1970-е гг., взрыв организовала германская резидентура, действовавшая в г. Николаеве[32 - Краснознаменный Черноморский флот. 3-е изд., испр. и доп. С. 84, 85.].
Все это, однако, никак не помешало Черноморскому флоту вести деятельную подготовку к проведению крупной десантной операции совместно с Болгарской армией, целью которой ставился вывод из войны Болгарии и Турции и занятие проливов Босфор и Дарданеллы[33 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 6.].
23 января 1920 г. А. В. Колчак показал на допросе в Иркутской губернской ЧК: «Вместе с назначением командующим Черноморским флотом я получил предписание явиться в Ставку для получения необходимых секретных указаний. В Ставке я явился сперва к начальнику штаба Алексееву, а затем к государю. Это было в конце июня – начале июля 1916 г. Алексеев посвятил меня в общее военное положение, затем я получил от него и государя руководящие указания. Мне было дано задание десанта в Босфор для захвата его. Государь, когда я спросил его об этом задании, сказал, что к этому надо вести подготовительную работу»[34 - Верховный правитель России: Документы и материалы следственного дела адмирала А. В. Колчака / Ред. Г. А. Трукан и др. М., 2003. С. 32.]. По мемуарному свидетельству личного адъютанта А. В. Колчака В. В. Князева, «общее мнение в Ставке было, что контр-адмирал Колчак, по личным свойствам, сможет выполнить эту (Босфорскую. – С.В.) операцию успешнее, чем кто-либо другой»[35 - Князев В. В. Жизнь за всех и смерть за всех // Окрест Колчака: Документы и материалы / сост. А. В. Квакин. М., 2007. С. 113.]. Сам А. В. Колчак отписал 9 мая 1917 г. А. В. Тимиревой: он встретил ее, «когда я уезжал 10 месяцев тому назад, чувствуя, что мои никому не известные мысли реализуются и создаются возможности решить или участвовать в решении великих задач»[36 - Волшебный сад души: История последней любви А. В. Колчака / Под общ. ред. С. А. Макуренковой. М., 2007. С. 239.]. Подполковник (затем – полковник, генерал-майор) А. И. Верховский охарактеризовал А. В. Колчака как «настоящего солдата – смелого и решительного, горячего, неутомимого бойца, любимого своими командами»[37 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 69.]. В. В. Князев поведал, что А. В. Колчак отдал приказ о подготовке Босфорской операции, которая мыслилась Ставкой «“апофеозом” победного конца войны»[38 - Князев В. В. Указ. соч. С. 114.]. Для ее проведения в непосредственное распоряжение Колчака поступила дивизия ударного типа, командиром которой назначили новоиспеченного генерала Комарова[39 - Верховский А. И. На трудном перевале. С. 159.], а затем генерала А. А. Свечина[40 - Cвечин Александр Андреевич (1878–1938) – военный историк и теоретик, генерал-майор. Русский (уроженец г. Одесса). Образование: 2-й кадетский корпус в Петербурге (1895), Михайловское артиллерийское училище – полевой артиллерист (2 курса, 1895), Николаевская академия Генерального штаба (1903). Иностранные языки: французский, немецкий. За границей: 2-дневная поездка в Лын и Кенигсберг для ознакомления с Восточной Пруссией (1906); 1-месячная поездка в Берлин и Познань для негласного наблюдения за ходом крепостного маневра у Познани (сентябрь 1907); 2-месячная поездка в Париж, Реймс, Франкфурт-на-Майне, Эллинг Цеппелина на Швейцарской границе (август – сентябрь 1909). Какие знал специальности: военное дело. Членство в партиях: беспартийный. В старой армии с 1895 (офицер с 1897); нач. штаба 5-й армии. В советском военном ведомстве с марта 1918 (добровольно) – пом. нач. Петроградского укрепрайона), нач. штаба Западного участка отрядов Завесы, военрук Смоленского района Завесы (с марта 1918; нач. Всероссийского главного штаба (с 3 августа 1918); преподаватель (с октября 1918), специальный лектор (с апреля 1921), главный руководитель (с января 1922) Академии Генерального штаба – Военной академии РККА, по совместительству – штатный преподаватель военного цикла Военно-академических политических курсов высшего политсостава РККА и Ф (июль 1924 – сентябрь 1925); зам. главного руководителя (с июня 1925), старший руководитель (с марта 1929), преподаватель (с октября 1929) Военной академии РККА – Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе; уволен из РККА по ст. 44 «в» (пр. НКО СССР № 0217 от 26.2.1938); в распоряжении IV управления Штаба РККА (с марта 1932); пом. нач. кафедры военной истории Академии Генерального штаба РККА (с мая 1936); исключен из списков Советской армии ввиду смерти (пр. МО № 05172 от 9.11.1956). В общественных организациях: совещанием делегатов I Всесоюзного съезда ВНО военных делегатов III Всесоюзного съезда Советов и представителей организаций ВНО Московского гарнизона избран членом Временного центрального совета ВНО СССР (3 июня 1925); член (с октября 1927), председатель Редакционной комиссии Военной академии РККА (с октября 1927); член временного бюро научно-исследовательских работ (с марта 1929); в составе научно-исследовательского бюро Военной академии РККА (с января 1931). Участие в войнах: Русско-японская война 1904–1905, Первая мировая война, генерал-майор – тяжело ранен в шею сзади с последующим параличом обеих рук и ног, легкая контузия (1916); Гражданская война. Командировки: Петроград (13–22 сентября 1919 г., 3—11 июля 1921 г., 21–29 января 1922 г., 25–31 марта 1922 г.); 5 июня – 3 июля 1925 г.; на территориальных сборах и маневрах (15–28 сентября 1927 г.); Ленинград (27 марта – 2 апреля 1928 г.); в полевой поездке в УВО и СКВО (30 мая – 19 июня 1928 г.); Ленинград, на стажировке (31 июня – 1 сентября 1928 г.); Минск и Бобруйск для прочтения докладов командному составу гарнизонов (19–24 марта 1930 г.). Награды: Анна 4-й, 3-й и 2-й ст.; Станислав 3-й и 2-й ст., Владимир 3-й ст.; Георгиевское оружие, орден Св. Георгия 4 ст. (в старой армии); золотые часы (в Красной армии, 1928 г.).], а начальником штаба – А. И. Верховского. Штаб-офицер Н. Кришевский так охарактеризовал генерала Свечина: «Молодой, подвижный, фанатически любящий военное дело […] он живо подобрал выпущенные вожжи»[41 - Кришевский Н. В Крыму // АРР. Т. 13–14. М., 1992. С. 72.]. В. В. Князев констатировал: «Ударная дивизия должна была быть выброшена первым десантом на неприятельский берег, чтобы сразу на нем о[бо]сноваться и обеспечить место для высадки для следующих за этой дивизией войск»[42 - Князев В. В. Указ. соч. С. 115.]. Однако формирование дивизии, по свидетельству А. И. Верховского, «шло с большим трудом. Все ресурсы России в это время были исчерпаны. Пришлось искать необходимое по всей стране. Солдат дали из запасных полков питерской гвардии. Коней скрепя сердце дал Одесский военный округ; повозки почему-то нельзя было получить нигде, кроме как в Москве. Оружие и артиллерию – в Петрограде. За всем этим приходилось ездить, лично просить, торопить, хлопотать»[43 - Верховский А. И. На трудном перевале. С. 159, 160.].
Впрочем, труд оказался сизифовым. Наступление немецких войск в Румынии и поспешный отход наших частей на левый берег Дуная сделали невозможной реализацию указанного плана. На декабрьском совещании командующих фронтами русских войск, а затем на военной конференции союзников, проходившем в феврале 1917 г. в Петрограде, было принято решение направить все основные усилия русской армии на запад – против германо-австрийцев. Наступление в направлении Босфора откладывалось на неопределенное время.
В связи с этими решениями Черноморский флот должен был поддерживать господство на море, вести борьбу с судоходством противника, содействовать нашим войскам на Кавказе и в районе нижнего течения Дуная, осуществлять войсковые и грузовые перевозки в максимально возможных размерах и к весне 1917 г. быть готовым к высадке морского десанта в масштабе 3–4 стрелковых корпусов[44 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 6.]. С господством на море дела обстояли прекрасно. 6 июня 1917 г. А. В. Колчак мог с гордостью заявить в письме А. В. Тимиревой: «За 11 месяцев моего командования я выполнил главную задачу – я осуществил полное господство на море, ликвидировав деятельность даже неприятельских подлодок»[45 - Волшебный сад души. С. 266, 267.].
Один из высших военно-морских руководителей Советской России в годы Гражданской войны Ф. Ф. Раскольников рассказал в 1931 г.: «Февральская революция проходила в Севастополе и в других портах Черного моря спокойно и бескровно, как в каком-нибудь образцовом женском пансионе»[46 - Раскольников Ф. Ф. Предисловие // Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917–1918 гг. М., 1931. С. 6.]. На момент осуществления Февральской революции Черноморский флот, в отличие от погрузившегося в революционную стихию Балтийского (в Кронштадте, Ревеле и Гельсингфорсе имели место массовые убийства морских офицеров[47 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. Л., 2009. С. 75–77. Даже Ф. Ф. Раскольников констатировал в своих воспоминаниях, что «в первые дни Февральская революция развертывалась в Кронштадте в бурных формах» (Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990. С. 39). Узнав о революции еще утром 28 февраля, главный командир порта адмирал Вирен и комендант крепости адмирал Курош, выяснив на совещании представителей флота и гарнизона невозможность опоры на матросов и солдат в случае, если потребуется зачистка Петрограда, скрыли от нижних чинов самый факт революции. Ночью о революции узнали матросы и солдаты, и началось восстание 1-го Балтийского флотского экипажа и других частей, под утро расстреляли двух адмиралов – Вирена и Бутакова, едва ли не главным объектом репрессий стал ненавистный матросам полковник Стронский – что характерно, командир этого самого 1-го Балтийского флотского экипажа (См. подр.: Там же. С. 38–41). В Севастополе 8 марта А. И. Верховский записал в своем дневнике: «Только что было получено известие о бунте на Балтийском флоте, о трагической гибели командующего флотом адмирала Непенина и 23 офицеров, убитых своими собственными матросами» (Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 72). Вопреки старинной пословице «У страха глаза велики», данные, полученные на Черноморском флоте, оказались явно занижены. Даже по официальной советской, большевистской, версии событий, всего погибли 36 морских и сухопутных офицеров, многие другие «драконы» (так, если верить Ф. Ф. Раскольникову, революционные матросы называли царских офицеров, известных своими реакционными взглядами и/или заподозренных в расхищении казенных денег) были арестованы и заключены в следственную тюрьму. 1 марта проходили аресты сторонников царизма, 2 и 3 марта революционное движение приняло более организованные формы (См. подр.: Там же. С. 38–41). Раскольников с весьма примечательной оговоркой «Насколько мне известно…» утверждал, что «невинных жертв в Кронштадте не было. Там происходил отнюдь не поголовный офицерский погром, а лишь репрессии по отношению к отдельным лицам, запятнавшим себя при старом режиме» (Там же. С. 39). Поскольку в большевистских традициях было напоказ оставлять в живых и выдвигать кого-либо из старорежимных для демонстрации собственного человеколюбия, Ф. Ф. Раскольников даже указал на старшего лейтенанта П. Н. Ламанова, который «с первых дней революции стал во главе всех морских сил Кронштадта» (Там же). В данном случае Ф. Ф. Раскольников пытался доказать весьма сомнительный тезис о том, что «справедливые и гуманные начальники оказались не только пощажены, но в знак особого доверия были выбраны даже на высшие командные посты» (Там же. С. 38). По подсчетам современного исследователя, в приказах по армии и флоту о чинах военных за период с 22 марта по 2 июня 1917 г. как умершие числятся 73 офицера, из которых 3 умерли естественной смертью и 3 покончили жизнь самоубийством (точно ли последних не следует считать жертвами террора?), из 67 умерших офицеров имеются сведения о том, что они стали объектами самосудов, на 54 человека, а причины смерти 13 офицеров, обозначенных в приказах по армии и флоту о чинах военных, на текущий момент не установлены (Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции. 1917–1918 гг. М. – СПб., 2017. С. 182, 183).]), сохранял традиционную в отечественных военно-морских силах консервативность: власть цепко удерживали в своих руках адмиралы, генералы и офицеры. По состоянию на 17 марта 1917 г. личный состав Черноморского флота насчитывал 1551 офицера, 526 кондукторов, 35 487 матросов[48 - Шломин В. С. Предисловие // Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). Киев, 1963. С. 6.].
В советской историографии констатировалось, что в «своем революционном развитии Черноморской флот прошел в основном те этапы, что и вся страна, однако его большевизация[49 - Здесь и далее в книге мы периодически будем использовать данный термин советской историографии, несмотря на его абсолютное несоответствие историческим реалиям. В действительности моряки были такими же «большевиками», как и «анархистами», – причем не только на Черноморском, но и на Балтийском флоте. По мемуарному признанию Ф. Ф. Раскольникова, «анархизм во флоте почти никакого влияния не имел, и даже те немногие моряки, которые называли себя анархистами, по крайней мере в лице своих лучших представителей, были анархистами только на словах, а на деле ничем не отличались от большевиков» (Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990. С. 257). Однако воспоминания писали далеко не всё. В посланиях в ЦК РКП(б) большевики, и прежде всего старые большевики, были значительно более откровенны. Так, в 1921 г. Ян Чадарайн, член РСДРП (большевик) с 1911 г., констатировал в письме Центральному комитету РКП(б) (копии были направлены председателю Революционного военного совета Республики Л. Д. Троцкому и в Особый отдел ВЧК В. Р. Менжинскому):«После кронштадтских событий с продолжением разложения в среде матросских масс и в связи с переменой политического руководителя во флоте, предполагая, что действительно будут приняты меры к оздоровлению флота (но пока их нет), считаю своим долгом коммуниста поставить в известность Центральный комитет о положении во флотах с кратким историческим изложением.Старому монархическому строю нужны были верные моряки, и он стремился укомплектовать суда и экипажи соответствующим надежным составом из крестьянской среды – преимущественно из хохлов, зная, что к этому элементу всего труднее может привиться революционный дух, и только во время 1914–1917 гг., в момент войны, во флот попали некоторые действительно революционно настроенные элементы и даже отдельные партийные товарищи, но если в начале революции 1917 г. матросы принимали самое активное участие в проведении революции (и также в Октябре), то не потому, что они были коммунистами и сочувствующими, а потому, что здесь они усматривали более простора и свободы, ибо, запертые в стальных коробках при строжайшей палочной дисциплине, им стала последняя ненавистна (здесь и далее в цитате курсив наш. – С.В.). И если только мы взглянем немножко за 1917 г. и посмотрим, сколько среди моряков было коммунистов, то картина получится очень печальная. Возьмем Кронштадт: там большинство проходило в Совет из максималистов, эсеров, меньшевиков, анархистов, а коммунисты не имели большинства и руководящего влияния на массы, в Гельсингфорсе [было] только почти одно революционное судно – [линкор] “Республика”, имеющее 700 членов партии (1200 ч[еловек] команды), на остальных судах [большевиков] были только единицы, в Ревеле только отдельные коммунисты в матросских частях и на кораблях и даже имело место, когда коммунистов выгнали из клуба моряков, а на кораблях избивали коммунистов и т. п. Такое же положение и в других флотах, как [в] Черноморском, где подавляющее большинство шло “за Колчаком”» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 20. Л. 80).] проходила более медленно, чем Балтийского флота»[50 - Сирченко И. Т. Погибаю, но не сдаюсь! Краснодар, 1969. С. 9.]. На то было несколько причин.
Во-первых, социальный состав Черноморского флота был гораздо менее пролетарским, чем Балтийского. По свидетельству Ф. Ф. Раскольникова, матросы, «имевшие в своем прошлом рабочий стаж, матросы, мобилизованные с фабрик и заводов, здесь не доминировали, как в Балтфлоте, а растворялись в сермяжном море матросов-крестьян, рекрутировавшихся во флот из богатых хлебородных губерний Украины: Екатеринославской, Полтавской, Киевской, Харьковской, Николаевской и Херсонской. Эти сыновья зажиточных сельских домохозяев вносили определенную кулацкую струю в неоднородную массу моряков-черноморцев. На этой базе в Черноморском флоте расцвела эсеровская идеология»[51 - Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 7.].
Черноморский флот находился вдали от крупных промышленных городов, вследствие чего его личный состав не испытывал постоянного и сильного давления, которое имело место в отношении моряков Петрограда, Кронштадта, Риги, Ревеля. Его основная база – Севастополь – в 1913 г. насчитывала примерно 4,5 тыс. рабочих. К тому же сразу после начала Первой мировой войны, во избежание ненужных осложнений, власти арестовали и отправили на фронт многих рабочих, «в той или иной мере причастных к революционной деятельности[52 - Cирченко И. Т. Указ. соч. С. 12.]. Вследствие увеличения судоремонтных и других работ для флота на завод и в порт было принято много новичков – «выходцев из зажиточных и кулацких элементов, укрывавшихся от мобилизации»[53 - Там же.].
Во-вторых, в отличие от Балтийского флота Черноморский находился на изрядном расстоянии от центров политической борьбы – прежде всего от Петрограда и Москвы. Черноморцы были оторваны от крупных промышленных центров страны, а потому не испытывали такого давления, как балтийцы[54 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 12.].
В-третьих, в 1916 г. царские спецслужбы нанесли серьезный удар по революционным силам Черноморского флота, и прежде всего по большевикам (меньшевики и эсеры, стоявшие на позициях оборончества, практически не пострадали, в значительной части оставшись на свободе и сохранив свои кадры). Как следствие, ко времени Февральской революции «большевистской организации на Черноморском флоте и в Севастополе фактически не было»[55 - Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 10.].
В-четвертых, еще больший урон революционной работе был нанесен назначенным в том же 1916 г. командующим флотом А. В. Колчаком, едкую и очень точную характеристику которого дал несколько позднее информированный и язвительный генерал А. П. Будберг: «Обыкновенный тип адмирала, очень взбалмошный и не привыкший сдерживаться, узкий моряк, наполненный морскими традициями и предрассудками, абсолютно не знакомый с военным делом и с администрацией; положительные качества – искренность, идейность борьбы за Россию, кристальная честность, ненависть к беззаконию – всё это очень мало для возглавления Верховной власти в такое время»[56 - Цит. по: Трукан Г. А. Антибольшевистские правительства России. М., 2000. С. 81.]. Как выяснилось еще раньше, таких качеств оказалось недостаточно даже для командования Черноморском флотом в 1917 г.
После своего назначения, в 1916 г., А. В. Колчак поставил двуединую задачу обеспечения политической лояльности моряков. С одной стороны, он выслал всех «политически неблагонадежных» матросов на фронт, в отдаленные гарнизоны и на другие флоты и флотилии. К 1917 г. из Черноморского флота адмирал удалил свыше тысячи матросов, не менее 600 из которых имели репутацию «смутьянов»[57 - Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 11.]. С другой стороны, А. В. Колчак надоумил коменданта крепости Севастополь контр-адмирала М. М. Веселкина[58 - Весёлкин Михаил Михайлович (1871–1918) – русский контр-адмирал Свиты его императорского величества. В годы Первой мировой войны руководил Экспедицией особого назначения на Дунае. Комендант Севастопольской крепости (1916–1917). Зачислен в резерв чинов Морского министерства (4 апреля 1917 г.), уволен по болезни с мундиром и пенсией (20 августа 1917 г.). Расстрелян большевиками, по другим данным – убит.], имевшего реакционные (в плане консервативности отечественные офицеры флота могли дать сто очков вперед даже своим английским «коллегам») взгляды, издать передовой для своего времени приказ о ликвидации практически всех ограничений для нижних чинов: матросы и солдаты отныне могли «свободно ходить в буржуазной части города, посещать Приморский бульвар, театр, кино и другие общественные места»[59 - Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 12.]. Если «серых шинелей», как называли солдатскую массу, мариновали в казармах, когда они находились в тылу, и тем самым усиливали недовольство, то моряки-черноморцы были в значительно большей степени довольны обстоятельствами своей службы. К тому же, как справедливо заметил Ф. Ф. Раскольников, «Колчак не останавливался перед организацией частых выходов в море, не вызывавшихся военной обстановкой (очевидно, Раскольников считал, что ему виднее, чем Колчаку, когда и куда должны были выходить суда. – С.В.), и, наконец, без пользы держал корабли в отдаленных и незначительных бухтах»[60 - Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 6.]. Бывший в то время командиром 2-й бригады линейных кораблей, контр-адмирал В. К. Лукин[61 - Лукин Вениамин Константинович (1866–1928) – контр-адмирал. Участник Русско-японской войны. С 1906 г. служил на Черноморском флоте, командовал различными судами, с 1916 г. – начальник Трапезундского порта, флагман 2-й бригады линкоров. В июне – августе 1917 г. командовал Черноморским флотом, переведен на Балтику. Безоговорочно принял Октябрьскую революцию, был председателем комиссии Морского комиссариата по эвакуации Петроградского района и технических средств флота. В конце 1919 г. работал в военно-морской исторической комиссии и в течение семи лет создал свыше 40 трудов (в том числе монографий) по истории флота в Первой мировой и Гражданской войнах (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 537).] рассказал в своих воспоминаниях: «Наступивший 1917 год корабли встретили в море, крейсируя на западной половине. Вообще надо отметить, что дни больших праздников и высокоторжественные корабли проводили в море, а затем это было нужно и из соображений внутренней политики (курсив наш. – С.В.)»[62 - Цит. по: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 8.].
Общий высокий уровень матросов Черноморского флота и целенаправленные меры по его оздоровлению, предпринятые командующим, сделали свое дело: в отличие от Балтийского флота, на котором развернулись массовые убийства адмиралов, генералов и офицеров, Черноморский флот воспринял сообщения о свержении самодержавия совершенно спокойно.
Глава 2
«Ужасное состояние – приказывать, не располагая реальной силой выполнения приказания, кроме собственного авторитета…». А. В. Колчак и приказ № 1 на Черном море
На Балтике Февральская революция была отмечена кровавыми расправами с офицерами в Кронштадте, Ревеле и Гельсингфорсе, причем в последнем случае уж точно имелись все основания подозревать германскую провокацию. 23 января 1920 г. на допросе в Иркутской губернской ЧК сам А. В. Колчак заявил: главной причиной массовых выступлений явилась разведывательно-подрывная работа Германии. По его словам, «Гельсингфорс тогда буквально кишел немецкими шпионами и немецкими агентами, т. к. по самому положению Гельсингфорса как финского города контроль и наблюдение над иностранцами были страшно затруднены, ибо фактически отличить немцев от финнов или шведов почти не было возможности»[63 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 77.].
А. В. Колчак показал на допросе: «первые сведения о перевороте, происходящем в Петрограде, я получил, находясь в Батуме с двумя минными судами, куда пришел по вызову главнокомандующего Кавказским фронтом [великого князя] Николая Николаевича[64 - Николай Николаевич, великий князь (1856–1929) – Верховный главнокомандующий (1914–1915); главнокомандующий войсками Кавказского фронта (1915–1917).] для решения вопросов о снабжении Кавказской армии морем и, в частности, вопроса об устройстве Трапезундского порта, которое мы должны были принять на себя, устройства молов и т. д. С этой целью я прибыл в конце февраля в Батум, пойдя под Анатолийским побережьем и Трапезундом. Главнокомандующий Кавказской армией прибыл в Батум к этому времени со своим поездом. […] Вечером, на второй день, насколько я помню, я получил шифрованную телеграмму из Севастополя от адмирала Григоровича, что в Петрограде происходит восстание войск, что существующая власть дезорганизована и что Комитет Государственной думы взял на себя функции правительства. […] Тогда я обратился к начальнику штаба Николая Николаевича генералу [Н.Н.] Янушкевичу[65 - Янушкевич Николай Николаевич (1868–1918) – генерал от инфантерии (1914) – нач. штаба Верховного главнокомандующего (1914–1915); нач. штаба Кавказского фронта (1915–1917).] и спросил его, имеет ли он какие-нибудь сведения о событиях. Он сказал, что у него нет никаких сведений. Тогда я сказал ему: “Прошу доложить великому князю, что должен идти в Севастополь, что я прошу меня больше не задерживать”. Янушкевич доложил великому князю, который вызвал меня и спросил телеграмму. Я показал телеграмму; он прочел ее, пожал плечами и сказал, что ему ничего не известно, но что мне известны его основные пожелания и поэтому он меня не задерживает. Вечером в тот же день я вышел из Батума в Севастополь»[66 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 65.].
А. И. Верховский констатировал в своих воспоминаниях: «Переворот в Севастополе совершился изумительно быстро, не встретив нигде сопротивления»[67 - Верховский А. И. На трудном перевале. С. 169.]. А. В. Колчак заявил в 1920 г.: «Я первый признал Временное правительство, считал, что как временная форма оно является при данных условиях желательным, его надо поддержать всеми силами, что всякое противодействие ему вызвало бы развал в стране, и думал, что сам народ должен установить в учредительном органе форму правления, и, какую бы форму он ни выбрал, я бы подчинился. Я считал, что монархия будет, вероятно, совершенно уничтожена. Для меня было ясно, что восстановить прежнюю монархию невозможно, а новую династию в наше время уже не выбирают. Я считал, что с этим вопросом уже покончено, и думал, что, вероятно, будет установлен какой-нибудь республиканский образ правления и этот республиканский образ правления и отвечал потребностям страны»[68 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 60.]. Колчак пояснил: «…когда последовало отречение [великого князя] Михаила Александровича, то тогда [стало] ясно, что с монархией покончено. Я считал необходимым поддерживать Временное правительство совершенно независимо от того, какое оно было, т. к. было время войны, нужно было, чтобы власть существовала, и, как военный, я считал нужным поддерживать ее всеми силами»[69 - Там же. С. 61.]. Собственно, большинство русских офицеров после Февраля 1917 г. думало то же самое.
2 марта слухи о Февральской революции распространились по Севастополю и проникли в полки дивизии, формировавшейся для совместных с флотом операций на берегах Черного моря. Как записал в своем дневнике начальник штаба дивизии А. И. Верховский, на службе штаба данное обстоятельство никак не сказалось, однако «в полках солдаты стали говорить с офицерами просто вызывающим тоном. Многие прекратили отдавать честь»[70 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 67, 68.]. Вечером Верховскому доложили, что к нему хочет явиться делегат, избранный на общее собрание делегатов Севастополя от команд штаба. Полковник не испытал особого энтузиазма в начале данной им аудиенции, однако солдат «покорил»[71 - Там же. С. 68.] его своим заявлением: «Мы знаем, что это незаконно по-старому, но в переживаемые дни многое изменяется, и, прося у вас (в условиях “Года 1918-го” Верховский даже не стал писать слово “Вы” с большой буквы. – С.В.) разрешения, мы хотим в новых условиях сохранить законность и порядок»[72 - Там же.]. Верховский не скрыл того, что разрешение было, «конечно», дано – «тем более что не пустить уже было нельзя. Чувствовалось, что в этой области масса сразу ушла из рук»[73 - Там же.].
По словам А. И. Верховского, перемены в верхах сразу же наложили свой отпечаток на повседневную жизнь Севастополя: «Роты в Черноморской дивизии стали отказываться выходить на занятия. Был случай отказа идти в караул. Солдаты и матросы перестали отдавать честь. Ко мне из полков, стоявших в Севастополе, пришли несколько офицеров из числа тех, которые сумели установить близкие отношения со всеми солдатами. Они были в тревоге. Обстановка была накалена. Солдаты волновались, боясь провокаций со стороны офицерского состава. Даже к тем офицерам, которых солдаты уважали, они относились с недоверием»[74 - Верховский А. И. На трудном перевале. С. 170.].
3 марта вице-адмирал А. В. Колчак поступил, по признанию А. И. Верховского, «превосходно»[75 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 68.]: издал приказ № 789, в котором сообщалось о Февральском перевороте и отречении Николая II[76 - Крестьянников В. В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 г. // Севастополь. Взгляд в прошлое / сост. В. В. Крестьянников. Севастополь, 2006. С. 171.]. Приказав прибыть к нему по двум выборным представителям от команд и полка, Колчак «долго и обстоятельно»[77 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 69.] разъяснял: «перед лицом врага» необходимо «сохранить боевую силу Черноморского флота»[78 - Цит. по: Там же.]. На первый взгляд, данный шаг мог направить «революционную энергию на подавление анархических сил, вырастающих их глубин темной недоверчивой массы»[79 - Там же.]. Но только на первый. В тот же день команда линкора «Екатерина II» потребовала убрать с корабля всех офицеров, носивших немецкие фамилии: команда опасалась, что они могут взорвать судно. Обстановку накалила попытка мичмана П. И. Фока проверить в ночь на 4 марта несение службы караулом у пороховых погребов орудийной башни. Караульным не понравилась немецкая фамилия офицера, они сочли действия Фока подозрительными и не пропустили его[80 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 15; Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак: Становление политика (март – июнь 1917) // Россия в ХХ веке. Проблемы политической, экономической и социальной истории. СПб., 2008. С. 22.]. Сочтя себя оскорбленным, Фок застрелился. По мемуарному свидетельству тогдашнего прапорщика флота В. К. Жукова, самоубийство «команда истолковала по-своему: она [у] видела в нем доказательство правильности подозрений часового»[81 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 15.]. 4 марта матросы потребовали удаления с флота офицеров с немецкими фамилиями и прибытия на «Екатерину [II]» командующего флотом. Колчак приехал на линкор, но только после доклада командира корабля, а не под давлением команды. Адмирал отверг все обвинения, выдвинутые против офицеров с немецкими фамилиями, и требования об их списании. Команду объяснения вполне удовлетворили[82 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 15; Смолин А. В. Указ. соч. С. 22.]. Впоследствии адмирал рассказал об этом эпизоде: «Первое заявление было мне сделано [матросами] по поводу некоторых офицеров с немецкими фамилиями, что немцев надо изъять всех полностью. На это я ответил, что у нас, в России, существует масса людей с немецкими фамилиями, которые так же и, может быть, даже больше работали для блага Родины, чем люди, носящие русские фамилии, что у нас, в России, фамилия решительно ничего не значит, и удалить офицера только потому, что он носит немецкую фамилию, нет решительно никаких резонов. Я сказал, что если они имеют какие-то конкретные факты, определенные поступки, то пусть доложат мне, и мы разберемся, но выгонять людей только из-за того, что они носят немецкую фамилию, нет решительно никаких оснований. Я указал им на того же адмирала Эссена, Ливена и других. С этим вопросом было быстро покончено, и он больше не поднимался»[83 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 72.].
4 марта часть флота, находившаяся в плавании, возвратилась в Севастополь. В тот же день по приказанию командующего флотом газета «Крымский вестник» сообщила об отречении Николая II, о назначении великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим и о сформировании Временного правительства. К вечеру 4 марта начались митинги в Севастополе[84 - Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 23.]. На следующий день А. И. Верховский сделал в своем дневнике весьма характерную запись: «…масса поняла революцию как освобождение от труда, от исполнения долга, как немедленное прекращение войны»[85 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 69.].
Для снятия социальной напряженности 6 марта[86 - У С. С. Хесина – 5 марта (Хесин С. С. Указ. соч. С. 44). Дата уточнена по: Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 70.] А. В. Колчак устроил парад морских частей гарнизона и торжественное богослужение в знак доверия Временному правительству. По признанию одного из крупнейших советских специалистов по истории красного Военно-морского флота С. С. Хесина, данное «мероприятие сорвало попытки организовать в Севастополе массовые митинги и демонстрации, и Колчаку удалось сохранить свою власть в крепости и на флоте. Так, вести о революции в Севастополь пришли фактически из приказов командования, и события первоначально протекали в рамках, ему (командованию. – С.В.) угодных»[87 - Хесин С. С. Указ. соч. С. 44.]. Однако в дневнике А. И. Верховского оценка дана отнюдь не однозначная. С одной стороны, Верховский, не скрывая своего восхищения адмиралом, с гордостью констатировал: «Парад и молебствование вышли чрезвычайно кстати, прошли очень торжественно, при ярком свете уже горячего теперь весеннего солнца. Многолетие, крики ура, толпы народа. Этот праздник действительно ответил настроению масс, т. к. чувствовался действительный подъем, настоящая радость»[88 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 70.]. Но с другой стороны, Верховский сразу же записал в следующем абзаце: «…вечером мои друзья сообщили мне, что главная цель – разрушить недоверие к офицерству – достигнута не была»[89 - Там же.]. Полки дивизии, начальником которой служил Верховский, зарядили свое оружие боевыми патронами, вполне допуская, что «парад окажется ловушкой и их (солдат. – С.В.) начнут расстреливать из пулеметов»[90 - Там же. С. 70, 71.]. Обладая вполне обыденной для тех, кто взлетел на революционном гребне в 1917-м, склонностью к театральщине и резонерству (начиная с А. Ф. Керенского), А. И. Верховский сопроводил свою запись следующим выводом: «Вот оно – истинное настроение масс»[91 - Там же. С. 71.].
После окончания торжественного богослужения митинги в городе возобновились. На один из них, состоявшийся в полуэкипаже, вызвали Колчака. Командующий сначала отказался, но затем все же поехал, желая удержать ситуацию под контролем. Прибыв на митинг, он предложил собравшимся разойтись, но те заперли ворота. Адмирал был вынужден выступить на митинге. Судя по более поздним и не вполне надежным мемуарным свидетельствам, Колчак вкратце остановился на петроградских событиях, а в заключение заявил о необходимости продолжения Первой мировой войны: «…нам в данный момент, в той обстановке, которая нас окружает, не следует предаваться излишней радости по поводу победы революции и спешить с преждевременными и необдуманными решениями. Вам известно, что война не окончена, армия и флот в данное время должны вынести максимум напряжения, чтобы довести ее до победного конца. Враг еще не сломлен и напрягает последние усилия в борьбе. Это основное, чего не должен забывать ни один матрос, ни солдат. Если же мы это забудем и все уйдем в политику, то враг не замедлит воспользоваться нашим замешательством и вместо победы мы получим жестокое поражение. Боевая мощь флота и армии должны быть сохранены. Матросы и солдаты должны исполнять распоряжения своих офицеров. Это будет залогом нашего успеха на фронте»[92 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 19.].
Собравшиеся на митинг предложили адмиралу послать приветственную телеграмму Временному правительству, с чем тот немедленно согласился и тем самым снял накал напряженности[93 - Там же. С. 20.]. Колчак отверг предложение митингующих «иметь постоянное собрание из выборных для обсуждения нужд», мотивировав отказ несовместимостью подобного органа с понятием воинской части. Однако тут адмирал никого не убедил: сразу после его отъезда моряки избрали Центральный военно-исполнительный комитет (ЦВИК).
В тот же день в 22 часа А. В. Колчак выступал на митинге перед зданием Городской думы, на котором огласил приветственную телеграмму правительству. Первоначально адмиралу удалось приструнить распоясавшихся матросов, однако затем он удовлетворил просьбу Городской думы об отстранении от должности коменданта Севастопольской крепости М. М. Веселкина, который «позволял себе за кулисами театра стричь артистов и даже актрис, ловить по Нахимовскому проспекту гимназисток и привозить их к родителям в своем автомобиле под предлогом охранения нравственности…»[94 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 27.]. А. В. Колчак уступил и на этот раз – на следующий день Веселкин сдал свои полномочия контр-адмиралу Еранцеву[95 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 26, 27; Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 23.].
6 марта А. В. Колчак отметил в своих докладах генералу М. В. Алексееву и адмиралу А. И. Русину: «Команда и население просили меня послать от лица Черноморского флота приветствие новому правительству, что мною и исполнено»[96 - Цит. по: Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 24.]. Однако, как следует из тех же источников, на этом игру в демократию Колчак, собственно, и планировал свернуть: «Представители нижних чинов, собравшиеся в Черноморском экипаже, обратились ко мне с просьбой иметь постоянное собрание из выборных для обсуждения их нужд. Я объяснил им несовместимость этого с понятием о воинской чести и отказал»[97 - Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 83.]. Адмирал делал все, что мог, для удержания в своих руках всей полноты власти на флоте.
Во время Февральской революции, как писал адмирал А. В. Колчак, ему «пришлось заниматься политикой и руководить истеричной толпой, чтобы привести ее в нормальное состояние и подавить инстинкты и стремление к первобытной анархии… были часы и дни, когда я чувствовал себя на готовом открыться вулкане или на заложенном к взрыву погребе». Однако, несмотря на все трудности, Колчаку удалось сохранить Черноморский флот, что, по мнению петербургского историка А. В. Смолина, могло привести к некоторой самоуверенности адмирала: «Лишний раз я убедился, как легко овладеть истеричной толпой»[98 - Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 25.].
7 марта в Севастополе получили приказ № 1, с которого началась революционная анархия в Петроградском военном округе и который фактически сразу же после своего отдания обрел «всероссийский статус». А. И. Верховский демонстративно опубликовал в Петрограде 1918 г. свою дневниковую запись от 7 марта 1917 г. без малейших признаков ретуши: «Как бомба с ядовитыми газами упал к нам приказ номер первый. Будь проклят человек, придумавший эту гадость. […] За такую помощь господа в Берлине принесут свою искреннюю благодарность. Едва ли только за это поблагодарит Россия»[99 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 71.].
Пытаясь избежать сумасшествия, А. В. Колчак вышел в море. 11 марта он написал, находясь на линкоре «Императрица Мария» (пока еще «Императрица Мария»), в письме А. В. Тимиревой: «При возникновении событий, известных Вам в деталях, несомненно, лучше, чем мне (Тимирева находилась во время Февральской революции в Петрограде. – С.В.), я поставил первой задачей сохранить в целости вооруженную силу, крепость и порт, тем более что я получил основание ожидать появление неприятеля в море после восьми месяцев пребывания его в Босфоре. Для этого надо было прежде всего удержать командование, возможность управлять людьми и дисциплину. Как хорошо я это выполнил – судить не мне, но до сего дня Черноморский флот был управляем мною решительно, как всегда; занятия, подготовка и оперативные работы ничем не были нарушены, и обычный режим не прерывался ни на один час. Мне говорили, что офицеры, команды, рабочие и население города доверяют мне безусловно, и это доверие определило полное сохранение власти моей как командующего, спокойствие и отсутствие каких-либо эксцессов. Не берусь судить, насколько это справедливо, хотя отдельные факты говорят, что флот и рабочие мне верят»[100 - Волшебный сад души. С. 197.]. Однако, как следует из дальнейшего текста письма, Колчак отказывался признаться самому себе в том, что революция не заканчивается, а только-только начинается: «Мне удалось прежде всего объединить около себя всех сильных и решительных людей, а дальше уже было легче. Правда, были часы и дни, когда я чувствовал себя на готовом открыться вулкане или на заложенном к взрыву пороховом погребе, и я не поручусь, что таковые положения не возникнут в будущем, но самые опасные моменты, по-видимому, прошли»[101 - Там же.]. Далее – расписка в собственном бессилии противостоять потенциально возможному разгулу матросской стихии: «Ужасное состояние – приказывать, не располагая реальной силой выполнения приказания, кроме собственного авторитета…»[102 - Там же.] И, наконец, пронзительное признание: «За эти 10 дней я много передумал и перестрадал, и никогда я не чувствовал себя таким одиноким, предоставленным самому себе, как в те часы, когда я сознавал, что за мной нет реальной силы, кроме совершенно условного личного влияния на отдельных людей и массы; а последние, охваченные революционным экстазом, находились в состоянии какой-то истерии с инстинктивным стремлением к разрушению, заложенным в основание духовной сущности каждого человека (курсив наш. – С.В.). Лишний раз я убедился, как легко овладеть истеричной толпой, как дешевы ее восторги, как жалки лавры ее руководителей, и я не изменил себе и не пошел за ними. Я не создан быть демагогом – хотя легко мог бы им сделаться: я солдат, привыкший получать и отдавать приказания без тени политики (судя по дифирамбам генералу М. В. Алексееву в этом же письме[103 - См.: Там же.], к данному утверждению можно отнестись с известной долей недоверия. – С.В.), а это возможно лишь в отношении массы организованной и приведенной в механическое состояние. Десять дней я занимался политикой и чувствую глубокое к ней отвращение, ибо моя политика – повеление власти, которая может повелевать мною. Но ее не было в эти дни, и мне пришлось заниматься политикой и руководить дезорганизованной истеричной толпой, чтобы привести ее в нормальное состояние и подавить инстинкты и стремление к первобытной анархии. Теперь я в море. Каким-то кошмаром кажутся эти 10 дней, стоившие мне временами невероятных усилий, особенно тяжелых, т. к. приходилось бороться с самим собой, а это хуже всего»[104 - Там же. С. 198.].
Перед выходом в море, занимаясь политикой, а именно пытаясь сблизить позиции офицеров и матросов, А. В. Колчак отдал распоряжение о проведении 7 марта в Морском собрании совещания офицеров. На совещании командующий флотом выступил с речью. По офицерской инициативе был создан Временный исполнительный комитет, в который вошли 9 офицеров, 4 кондуктора, 15 солдат и матросов. Председателем стал подполковник А. И. Верховский. 8 апреля Временный исполнительный комитет в полном составе вошел в Центральный военно-исполнительный комитет. Во время выработки офицерами дальнейшей линии поведения по Севастополю прошел слух об их сговоре (естественно, контрреволюционном), и 20 тыс. человек, пришедшие на вокзал встречать представителей Временного правительства, решили выяснить, что происходило на самом деле. К всеобщему удовлетворению, избранные в ЦВИК офицеры разъяснили «ходатаям», что собрание ставило своей целью достижение единения офицеров с матросами[105 - См.: Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 84; Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 24.].
С. М. Матвеев, в то время – матрос Черноморского флота, вспоминал впоследствии: «Что греха таить – весной 1917 г. севастопольцы в своем большинстве еще очень плохо разбирались в политике. Бывало, начнется митинг, вылезет на трибуну кадет и вопит: “Война до победного конца!”, “Без Дарданелл нам жить нельзя!” – хлопают ладонями. Кадета сменяет эсер или меньшевик – “За революционную войну против кайзера!”, “Большевики – предатели!” – тоже хлопают. Взойдет на трибуну большевик – “Война войне!”, “Вся власть Советам!”, “Мир хижинам, война народам” – и опять хлопают»[106 - Цит. по: Крестьянников В. В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 г. С. 172.]. Невысокий уровень политической культуры отличал и матросов Черноморского флота. Как и по всей стране, наиболее популярной политической партией в этот период революции стала на флоте Партия социалистов-революционеров (эсеров). 15 марта в Петроград уже прибыла первая делегация матросов, солдат и рабочих Черноморского флота, в большинстве своем эсеров, с требованиями к Временному правительству: войны до победы, усиления работ на оборону и созыва Учредительного собрания[107 - Там же. С. 171.]. Эсеры как партия оборонцев вполне устраивали высшие военно-морские кадры – в частности, адмиральский состав Черноморского флота.
Для сохранения влияния на массы командование не только признало комитеты, но и направило в них своих представителей – офицеров и кондукторов флота. 20 марта в Морском собрании состоялось офицерское совещание, обсудившее вопрос об отношении к матросским и солдатским комитетам. Перед офицерами выступил А. В. Колчак[108 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 24, 25.]. Командующий признал невозможность возвращения офицерству былой дисциплинарной власти и призвал усилить «нравственное влияние» на матросов, развернув широкую пропаганду патриотических идей[109 - Цит. по: Там же. С. 25.]. Матросам надлежало разъяснять смысл происходивших в то время событий, максимально препятствовать их занятию политикой. Собрание решило, что офицеры должны принять участие в работе комитетов, и избрало своих представителей – по одному от каждой части флота, порта и крепости в ЦВИК. В число избранных вошли командир минной бригады капитан I ранга А. В. Немитц[110 - Немитц Александр Васильевич (1879–1967) – контр-адмирал, участник Гражданской войны на стороне красных, советский ученый и военный деятель. С июля по декабрь 1917 – команд. Черноморским флотом. В 1918 г. перешел на сторону советской власти. В 1919 г. за участие в переходе частей Красной армии от берегов Днестра – Буга до Днепра награжден орденом Красного Знамени. С февраля 1920 по декабрь 1921 г. – команд. всеми морскими силами Республики и одновременно управляющий делами Наркомата по морским делам. По окончании Гражданской войны преподавал в Военно-морской академии (1923–1924, 1928–1929, 1940), состоял для особо важных поручений при наркоме по военным и морским делам и председателе РВС СССР (1925–1928, 1929–1938), работал в Военно-морском издательстве НК ВМФ (1938–1940), вел большую преподавательскую и научную работу (см.: Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). Киев, 1963. С. 605–606, коммент.). С 1947 г. в отставке. Проживал в Севастополе по адресу ул. Луначарского, 42.] (позднее – командующий Черноморским флотом), начальник штаба Черноморской дивизии полковник А. И. Верховский (впоследствии – последний военный министр Временного правительства). Вслед за офицерами избрали своих представителей в комитет флотские кондуктора[111 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 25.].
После вхождения офицеров и кондукторов в ЦВИК он стал называться Объединенным центральным военно-исполнительным комитетом (ОЦВИК). Подавляющее большинство членов ОЦВИК составили эсеры и меньшевики, безоговорочно поддерживавшие Временное правительство и командование Черноморского флота[112 - Там же.]. Юридическая комиссия ОЦВИК достаточно оперативно разработала, под непосредственным руководством А. В. Колчака, «Положение об организации чинов флота Севастопольского гарнизона и работающих на государственную оборону рабочих»[113 - Там же. С. 25, 26.] (по другим данным, Положение разработал А. И. Верховский[114 - Савинов А.М. А.И. Верховский и его походный дневник // Верховский А. И. Россия на Голгофе. М., 2014. С. 5.]). Положение утвердил сам контр-адмирал, а позднее его одобрили Ставка и Временное правительство. В соответствии с Положением целью комитетов ставилось доведение Первой мировой войны до победного конца. Комитеты низводились до хозяйственных и культурно-просветительных органов; им поручались наблюдение за довольствием личного состава, организация празднеств и информация комсостава о непорядках на кораблях и в воинских частях. Подчеркивалось, что все решения ОЦВИК получают законную силу исключительно после их утверждения командующим Черноморским флотом[115 - См. подр.: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 25, 26.].
По свидетельству А. В. Колчака (1920), комитеты были «образованы в Севастополе и Одессе и других портах согласно предложению правительства. Первое время между адмиралом и комитетом сложились отношения «самые нормальные»[116 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 70.]. Адмирал рассказал: «Я считал, что в переживаемый момент необходимы такие учреждения, через которые я мог бы сноситься с командами. Больше того, я скажу даже, что вначале эти учреждения вносили спокойствие и порядок. Дело было постановлено таким образом, чтобы все постановления комитета мне докладывались. Ко мне являлись периодически, несколько раз в неделю, либо председатель комитета, либо его заместитель, вносили постановления комитета и спрашивали меня, с какими я согласен или какие я считаю неприменимыми в силу известных обстоятельств. […] С некоторыми постановлениями я соглашался, некоторые предлагал снова пересмотреть, а некоторые не считал возможными для осуществления. Таким образом, в этом отношении работа не вызывала никаких трений. Так продолжалось первый месяц»[117 - Там же.]. Однако «медовый месяц», как водится, быстро закончился.
Поскольку ОЦВИК уделял второстепенное внимание рабочим Севастопольского порта, солдатам гарнизона и гражданам Севастополя, руководимые меньшевиками рабочие порта признали ОЦВИК чуждой им организацией и приступили к созданию Совета рабочих депутатов Севастополя. Гарнизон Севастопольской крепости, образовавший вначале свой Совет солдатских депутатов Севастополя, постановил объединиться с рабочими в единую организацию – Совет солдатских и рабочих депутатов Севастополя. Новая организация, руководимая дееспособными меньшевистскими лидерами, стала быстро распространять свое влияние на широкие массы Севастополя, «вступив таким образом в открытую оппозицию» к ОЦВИК[118 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 34.]. В данных условиях ОЦВИК, во избежание «двоевластия», пошел на соглашение с Севастопольским Советом солдатских и рабочих депутатов[119 - Там же.].
22 марта совместное заседание ОЦВИК, Севастопольского Совета солдатских и рабочих депутатов, городского исполкома и городской думы постановило образовать единый Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов. Собрание также приняло принципиально новую резолюцию, призывавшую вести войну «до торжества свободы, равенства и братства… пока германский пролетариат не свергнет своими усилиями Вильгельма (курсив наш. – С.В.)»[120 - Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 86.].
27 (по другим данным – 28[121 - Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 24.] или 30[122 - Краснознаменный Черноморский флот. 3-е изд., испр. и доп. С. 87.]) марта путем слияния ОЦВИК и Совета рабочих и солдатских депутатов был образован единый Совет депутатов армии, флота и рабочих (в июне 1917 г. переименован в Севастопольский Совет военных и рабочих депутатов[123 - Там же.]), в состав которого вошли 163 делегата: 55 рабочих, 87 солдат и матросов, 20 офицеров[124 - Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 86.]. Исполнительным органом Совета депутатов армии, флота и рабочих стал Центральный исполнительный комитет (ЦИК)[125 - Краснознаменный Черноморский флот. 3-е изд., испр. и доп. С. 87.]. Большевик С. Г. Сапронов[126 - Сапронов Савелий Гаврилович (1889–1952) – член РСДРП (большевик) с 1917 г. Участник революционных событий 1905–1910 гг. на Балтийском флоте. С 1914 г. матрос эсминца «Капитан Сакен», один из организаторов и первый председатель в 1917 г. большевистского комитета в Севастополе, с 16 декабря 1917 г. член ВРК. Участник Гражданской войны, с 1923 г. – на партийной и советской работе (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 528).] вспоминал впоследствии: «На первом же заседании Совета различные партии начали оформляться во фракции и выставлять своих лидеров. Самой многочисленной была фракция эсеров, лидером которой был доктор С. О. Бируля[127 - Бяльницкий-Бируля Сергей Осипович (1888—?) – из дворян. Инженер путей сообщения. В 1917 г. входил в руководящее ядро Севастопольской городской организации ПСР, член Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов, лидер фракции эсеров в Севастопольском Совете. С 1917 г. – гласный Севастопольской городской думы, во время французской интервенции – председатель этой думы. В 1922 г. в газете «Маяк коммуны» опубликовал заявление с отречением от ПСР. В 1923 г. работал заместителем председателя Черноморской фондовой комиссии (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 528).]. Затем шли кадеты и меньшевики. Мы, большевики, тоже объявили себя фракцией во главе с лидером Каличем[128 - Калич Андрей Иосифович (1892–1946) – член РСДРП (большевик) с 1917 г., солдат электротехнической роты Севастопольского крепостного артиллерийского склада. С апреля 1917 г. – член Севастопольского комитета РСДРП, первый председатель большевистской фракции в Севастопольском Совете. Делегат 2-го Всероссийского съезда Советов. Участник Гражданской войны на Украине, затем – на ответственной советской работе (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 528).]. Заявление наше было встречено смехом: так нас было мало. Кроме Калича и меня во фракцию входили еще два большевика – Сюсюкалов[129 - Сюсюкалов Иван Леонтьевич (1895–1967) – из крестьян Воронежской губернии. Большевик, член Севастопольского комитета РСДРП с 1917 г. В 1914 г. призван на службу в Черноморский флот, машинист 1-й ст. линкора «Евстафий», в 1917 г. председатель судового комитета, член Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов. С 16 декабря – секретарь Севастопольского военно-революционного комитета. С 1921 г. на хозяйственной и преподавательской работе. Делегат 10-го и 11-го Всероссийских съездов Советов, 1-го и 2-го съездов Советов СССР (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 528; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). С. 651, именной ук.).] и Клепиков[130 - Клепиков Аполлон Васильевич (1882–1920?) – член РСДРП (большевик). Из крестьян Олонецкой губернии. После окончания Бакинской школы судовых механиков работа в Петербурге. За революционную работу в Баку и Петрограде неоднократно арестовывался (1906–1909). В 1914 г. переведен в Баку в мастерские Севастопольского порта. В 1917 г. – один из создателей Севастопольской городской большевистской организации (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 528, 529).]. Но нас не смутили вражеские насмешки. Пусть предлагаемые нами резолюции не принимались Советом, зато они показывали массам, за что именно борются большевики. Наши лозунги с требованиями заключения мира, удаления буржуазии из правительства вызывали горячий отклик среди матросов, постоянно переполнявших галерку цирка, в котором заседал Совет»[131 - Цит. по: Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 25, 26.]. Как видим, место Горы французского революционного Конвента в Севастополе заняла Галерка его Совета. А. И. Калича – солдата из семьи безлошадного крестьянина Херсонской губернии, делегированного в Совет электротехнической ротой Севастопольского гарнизона, – В. К. Жуков признал «самой яркой фигурой этого времени»[132 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 75.] среди большевиков Севастополя и Черноморского флота. Жуков констатировал, что именно новоиспеченный большевик Калич «первое время он являлся лидером фракции большевиков»[133 - Там же.].
При этом, несмотря на создание объединенного Совета, фактическую власть в Севастополе в значительной мере удалось удержать командованию Черноморского флота. Как указала работник Севастопольского Совета М. М. Заславская, «Совет военных и рабочих депутатов находился под чрезвычайно большим влиянием Колчака»[134 - Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 86.]. Начальник Главного морского штаба доложил 1 апреля 1917 г. в Ставку Верховного главнокомандующего: «…происшедшие события до настоящего времени на боеготовности Черноморского флота не отразились; авторитет старших начальников и офицеров мало поколеблен, почему полагаю, что при надлежащих условиях общественной жизни Черноморский флот может считаться боеспособным»[135 - Цит. по: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 26.]. В 1920 г. сам А. В. Колчак показал на допросе в Иркутской ЧК: «…много способствовал известному порядку и лояльности, которую проявляли Советы депутатов в отношении меня и командования, начальник штаба ударной дивизии десанта, который готовился у меня – Верховский», который впоследствии был вызван Керенским в Москву и затем стал военным министром[136 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 71. А. И. Верховский, будучи арестованным, направил 2 апреля 1938 г. «Заявление народному комиссару внутренних дел Союза ССР» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 350. Л. 70). Данное «заявление» представляло собой признательные показания, в которых помимо самооговора содержалась и вполне объективная информация. Верховский, в частности, указал: «Впервые мое знакомство с социалистами-революционерами имело место на съезде Румчерода в Одессе в 1917 г., где я присутствовал с делегацией от Севастополя и Черноморского флота в качестве товарища председателя Севастопольского Совета. На этом съезде я познакомился с Керенским и установил единство моих взглядов с ним по вопросу защиты отечества против внешнего врага, защиты капиталистического строя от нараставшей социалистической революции и построения демократического устройства государства. Результатом этого знакомства было мое назначение на должность сначала командующего войсками Московского военного округа, затем (после подавления при моем активном участии мятежа Корнилова в августе 1917 г.) – назначение военным министром» (Там же. Л. 71).]. А. И. Верховский же в свою очередь записал в своем дневнике: «Центральный исполнительный комитет офицеров, солдат, матросов и рабочих»[137 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 75.], как он назвал ЦИК Совета депутатов армии, флота и рабочих, был создан в Севастополе «в качестве буфера между массой и офицерством»[138 - Там же.] и работал «необычайно напряженно. Масса кипит и волнуется, стремясь сбросить с себя всякую узду, но система организаций, в которых выборные из этой самой массы играют видную роль, сдерживают ее, и это единственное, что ее сдерживает. […] В комитетах как бы происходит перевоспитание масс»[139 - Там же. С. 75, 76.]. А. И. Верховский, вполне в духе более поздних показаний А. В. Колчака, с гордостью писал в своем дневнике: «Тот факт, что у нас офицеры стали во главе движения, позволил нам добиться гораздо лучшего порядка, чем во всей остальной России»[140 - Там же. С. 78.]. Впоследствии немецкий военный историк Г. Лорей признал в своей монографии, что Февральская революция, «несмотря на влияние на личный состав, не отразилась на боевой деятельности флота. Почти ежедневно русские эскадренные миноносцы и подводные лодки появлялись у Анатолийского побережья и топили каждое судно, попадавшееся им под руки. Перед Босфором постоянно оказывались новые мины, и ни одного дня нельзя было пропустить без траления»[141 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 39.].
А. В. Колчак показал на допросе: «Рабочие также образовали у себя Совет рабочих депутатов, но этот Совет не сливался с Флотским комитетом и существовал независимо. Слияние произошло позже, примерно в мае месяце. Нужно сказать, что рабочие Севастопольского порта прямо заявили мне, что они будут поддерживать меня во всех военных работах, что они будут выполнять свои работы так же, как раньше, даже вначале заявили мне, что они не признают 8-часового рабочего дня и будут работать столько, сколько потребуется для военных надобностей флота. Такое заявление установило самое лучшее отношение с рабочими Севастопольского порта; во всех тех постановлениях, которые касались известных экономических вопросов, которые я мог своей властью разрешить, я всегда шел им навстречу»[142 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 70.]. По свидетельству адмирала, обычно к нему «являлся Васильев[143 - Васильев Александр – рабочий. Участник вооруженного восстания в Севастополе в ноябре 1905 г., осужден на длительный срок каторги. В 1917 г. вернулся в Севастополь из заключения, в марте – апреле избран председателем комитета Севастопольского порта, товарищем председателя Севастопольского Совета депутатов армии, флота и рабочих (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 524).] – председатель (товарищ председателя. – С.В.) Совета рабочих депутатов Севастопольского порта, и мы с ним долго обсуждали эти вопросы. Некоторые я удовлетворял, другие направлял в дальнейшую инстанцию – Ставку [Верховного главнокомандующего] – и сообщал [Временному] правительству»[144 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 71.].
В условиях 1917 г. часть комсостава Черноморского флота активно включилась в общественно-политическую деятельность. Возникла группа давления, которая оказала заметное влияние на политическую обстановку в начале Февральской революции. Немногочисленные офицеры приняли участие в работе партий и общественных движений. Комсостав активно участвовал в работе черноморских Советов и других выборных органов власти в 1917 г. Эти офицеры оказали значительное влияние на работу выборных учреждений весной – летом 1917 г., направляя её в конструктивное русло, используя легальные возможности этих органов для борьбы с анархией[145 - Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Автореф. дисс. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2015 [электрон. ресурс] // http://cheloveknauka.com/ofitsery-chernomorskogo-flota-rossii-v-revolyutsii-1917-g-i-nachale-grazhdanskoy-voyny].
Весной 1917 г. офицеры оказали значительное влияние на деятельность комитетов, сохраняли возможность командования подчиненными. Участие их в работе указанных учреждений в большинстве случаев стало продолжением служебной деятельности. Правда, выборные органы постепенно расширяли сферу своей компетенции, неуклонно снижалось влияние офицеров. Была введена выборность комсостава. Характерным явлением в обстановке на Черноморском флоте стали конфликты между нижними чинами и командирами. Истоки этого явления можно найти как в предшествующей истории вооруженных сил (социальное неравенство офицера и матроса, грубость со стороны командного состава), так и в конкретной ситуации на флоте 1917 г.: борьба офицеров за сохранение дисциплины, конфликт командования с выборными органами, месть со стороны нижних чинов за ранее наложенные взыскания, подозрения в контрреволюционности и др.[146 - Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Автореф. дисс. канд. ист. наук…]
Судя по заявлениям А. В. Колчака на допросе в 1920 г., положение начало меняться в апреле 1917 г. – вместе с приездом на Черноморский флот депутаций с Балтийского флота[147 - По имеющимся в историографии сведениям, к 15 марта 1917 г. Балтийский флот потерял 120 офицеров, из которых 76 убили (в Гельсингфорсе – 45, в Кронштадте – 24, в Ревеле – 5 и Петрограде – 2). В Кронштадте помимо этого убили не менее 12 человек сухопутного гарнизона, 4 офицера покончили жизнь самоубийством, 11 человек пропали без вести. Более 600 морских офицеров арестовали (см.: Соколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. С. 22).]. Адмирал Колчак констатировал, что на Черноморский флот «хлынула масса самых подозрительных и неопределенных типов, началось ведение совершенно определенной пропаганды, направленной к развалу флота, начали обвинять офицеров в империализме, в обслуживании интересов буржуазии»[148 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 73.]. О том же написал в своих воспоминаниях морской офицер Н. А. Монастырев. По его свидетельству, «на базах Черноморского флота появились подстрекатели и убийцы, прибывшие с Балтики (революционные матросы – большевистские агитаторы-пораженцы. – С.В.). Они яростно и открыто начали агитировать против адмирала Колчака и вообще против офицеров как таковых. “Почему вы еще терпите офицеров – этих врагов народа, которые ради собственной выгоды стремятся затянуть братоубийственную войну? Они всегда были опорой трона, а потому являются злейшими врагами революции! Не верьте им! Посмотрите, чего мы достигли на Балтике, перерезав этих гадов! Хватит войны! Немцы – это наши друзья, и мы хотим жить с ними в мире. Да здравствует всеобщая свобода! Мы, большевики, укажем вам правильный [курс]!” Результаты подобной агитации не замедлили сказаться. На офицеров действительно стали смотреть как на врагов государства»[149 - Монастырев Н. А. Гибель царского флота / Пер. с нем. СПб., 1995. С. 86.]. А. И. Верховский, воспоминания которого носят неизгладимый отпечаток самоцензуры и цензуры, ограничился лишенной подробностей констатацией того факта, что контр-адмирал «был бессилен, окруженный только своими офицерами»[150 - Верховский А. И. На трудном перевале. С. 233.]. Впрочем, положение А. В. Колчака несколько скрашивало то обстоятельство, что «массовую базу» ему создавали эсеры: «Живые и энергичные агитаторы сновали по кораблям, превознося и военные таланты адмирала, и его преданность революции»[151 - Там же. С. 234.].
А. В. Колчак свидетельствовал в 1920 г.: «…рабочие Черноморского флота стояли, если так можно выразиться, выше команд в смысле дисциплины, порядка и организованности. Я прямо докладывал правительству и приписывал улаживание конфликтов спокойствию, внесенному со стороны рабочих и их органов. Когда под влиянием пропаганды Совет матросских депутатов поднимал вопрос о том, что надо требовать ликвидации войны и так далее, рабочие приходили […] и вносили известное успокоение своим трезвым, спокойным отношениям ко всем событиям. В половине апреля мне стало ясно, что если дело пойдет таким образом, то, несомненно, оно кончится тем же, чем и в Балтийском флоте, т. е. полным развалом и невозможностью дальше продолжать войну»[152 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 73.].
С 15 апреля по 21 апреля командующий Черноморским флотом находился в Петрограде, принял участие во встречах с военными и политическими деятелями[153 - Cмолин А. В. Указ. соч. С. 30.]. Перед уходом из Севастополя А. В. Колчак «собрал все команды, сообщил им о своем отъезде и спросил их, имеются ли у них какие-либо настоятельные нужды и требования, чтобы я мог передать их правительству. Заявлений никаких не было сделано…»[154 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 75.]. В центре революционных событий, а также в Пскове, где А. В. Колчак принял участие в совещании высшего командного состава (присутствовали генерал М. В. Алексеев, сдавший царя и, как следствие, подставивший нашу армию, которая в условиях кризиса власти стала разваливаться буквально на глазах, и генерал Н. В. Рузский, который, «командуя армией в Галиции на Юго-Западном фронте, проделал штуку, которая очень характерна вообще для наших больших военных: во-первых, забыл об интересах русской армии и очень [хорошо] помнил об интересах генерала Рузского; во-вторых, не исполнил отданного ему приказания, сознательно его нарушив»[155 - Лемке М. К. 250 дней в царской Ставке (25 сент. 1915 г. – 2 июля 1916). Пб., 1920. С. 77.], и другие), у адмирала возникло стойкое убеждение о скорой государственной катастрофе[156 - Смолин А. В. Указ. соч. С. 30.]. По более позднему (1920) признанию А. В. Колчака, в армии царил «полный развал. Никаких мер, чтобы остановить этот развал и выйти из затруднительного положения, в сущности, никто не мог предложить»[157 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 82, 83.]. А. В. Колчак убедился в том, что Временное правительство «совершенно бессильно» и «единственный орган, который выдвигается и вполне определился – Совет рабочих и солдатских депутатов – ведет совершенно открыто разрушительную работу в армии и вообще в отношении вооруженной силы открыто выставляет лозунги прекращения войны с Германией и так далее. Правительство бороться с этим совершенно бессильно, хотя бы даже оно располагало силами, т. к. оно принципиально применять эту силу не хочет, а рассчитывает на возможность чисто морального воздействия и держится на чисто моральном воздействии (то есть ни на что в действительности не опирается. – С.В.)»[158 - Там же. С. 86.]. Это всё притом, что в указанное время в распоряжении Временного правительства состояло «достаточно дисциплинированных сил, чтобы подавить [пораженцев]»[159 - Там же. С. 88.] в случае отдания соответствующего приказа.
Чуть позднее А. В. Колчак написал в письме А. В. Тимиревой: «То, что я пережил в Петрограде, особенно в дни 20 и 21 апреля, когда я уехал, было достаточно, чтобы прийти в отчаяние, но мне несвойственно такое состояние, хотя во время 2?-дневного пребывания в своем салон-вагоне я мог предаться отчаянию без какого-либо влияние на дело службы и командование флотом. Кажется, никогда я не совершал такого отвратительного перехода, как эти 2? суток»[160 - Волшебный сад души. С. 239.]. В письме всего не напишешь. Именно в эти дни, в дороге или чуть позднее, уже в Севастополе, А. В. Колчак осознал необходимость самому попытаться вытянуть страну из бездны. Вероятно, тогда он и написал свой доклад, а фактически программную речь, с которой хотел обратиться сперва к Черноморскому флоту, а затем и ко всей России[161 - Смолин А. В. Указ. соч. С. 30.]. На допросе в 1920 г. адмирал показал: «…я собрал все свободные команды в нескольких местах и, как я это делал раньше, совершенно откровенно высказал все то, что узнал в Петрограде, обрисовал им положение вещей, указал на бессилие правительства, на то, что фронт у нас в последние дни разваливается совершенно; удастся ли его восстановить – неизвестно, и что оказать сопротивление неприятелю невозможно. Я главным образом базировался на следующем положении: для меня как для человека военного и все время занятого исключительно своими военными делами казалось необходимым рассматривать происходящую у нас революцию с точки зрения войны. Для меня казалось совершенно ясным, что в такой громадной войне, в какой мы участвуем, проигрыш этой войны будет проигрышем и революции, и всего того, что связано с понятием нашей родины – России. Я считал, что проигрыш обречет нас на невероятную вековую зависимость от Германии, которая к славянству относится так, что ожидать хорошего от такой зависимости, конечно, не приходилось»[162 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 90.].
25 апреля 1917 г. в севастопольском цирке на делегатском собрании солдат и матросов флота и гарнизона А. В. Колчак выступил с докладом «Положение нашей вооруженной силы и взаимоотношения с союзниками», в котором констатировал: армия накануне распада, главная причина этого – германская пропаганда, которая вела к братаниям на фронтах и дезертирству[163 - Cмолин А. В. Указ. соч. С. 30.]. Доклад командующего флотом произвел на присутствующих сильное впечатление. Под его влиянием ЦВИК решил послать на фронт и на Балтийский флот делегацию во главе с матросом Ф. А. Баткиным[164 - Баткин Федор Анисимович (по другим данным – Исаакович) (около 1897–1924) – уроженец г. Севастополя, не окончил гимназию (по другим сведениям – студент Льежского университета). В марте 1917 г. – делегат Севастопольского Совета от союза учащейся молодежи, член согласительной комиссии при слиянии двух Советов. По свидетельству А. Вертинского, «краснобай, демагог и пустомеля». Своими речами о патриотизме привлек внимание адмирала А. В. Колчака. Был призван на флот и отправлен на флот и на Балтийский флот в составе Черноморской «патриотической» делегации, фактически возглавлял указанную организацию. В июле 1917 г. награжден Георгиевским крестом 4-й ст. В августе 1917 г. участвовал в качестве делегата от Черноморского флота в Государственном совещании. В годы Гражданской войны служил в ОСВАГе армии генерала Деникина. Эмигрировал с армией Врангеля, в 1922 г. вернулся на Родину. По некоторым сведениям, арестован за спекуляцию и расстрелян Харьковской ЧК (См., напр.: Крестьянников В. В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 г. С. 173; Он же. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов).] для агитации за продолжение войны. Чуть позднее, 30 мая, А. В. Колчак отписал А. В. Тимиревой: «Политическая деятельность, которой я занялся, чтобы отвлечь себя, создала два крупных эпизода: вернувшись из Петрограда, я решил заговорить открыто, и мне пришлось первому, ранее чем высказались правительство и командование, громко сказать о разрушении нашей вооруженной силы и грозных перспективах, вытекающих из этого положения. Мне удалось поднять дух во флоте, и результатом явилась черноморская делегация, которую правительство и общество оценили как акт государственного значения. Против меня повелась кампания – я не колеблясь принял ее и при первом же столкновении поставил на карту всё – и выиграл: правительство, высшее командование, Совет р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] и почти все политические круги стали на мою сторону»[165 - Волшебный сад души. С. 261.]. Здесь все же следует уточнить, что второй «эпизод» не стал таким уж «крупным».
Ф. А. Баткина заметил начальник штаба Черноморского флота М. И. Смирнов[166 - Смирнов Михаил Иванович (1880–1940) – капитан I ранга, окончил Морской кадетский корпус и Морскую академию. Участник Первой мировой войны на Балтике, награжден Георгиевским оружием. С 1916 г. на Черном море, с 4 июня 1917 г. – начальник штаба командующего Черноморским флотом. В ноябре 1918 г. назначен управляющим Морского министерства правительства адмирала А. В. Колчака с производством в контр-адмиралы. Эмигрировал в США, умер в Лондоне (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. – Симферополь: Крымский архив, 2007. – С. 521).], когда тот, ударяя себя кулаком в грудь, агитировал матросов: «Черноморский флот имеет право сказать, что в море крови, пролитой за русскую свободу, есть и кровь Черноморского флота. […] Мы имеем право говорить, что с изменниками родины и свободы мы не пойдем, а все, кто требуют сепаратного мира, – изменники»[167 - Верховский А. И. На трудном перевале. С. 248, 249.]. Впрочем, никаких серьезных результатов поездка Баткина не принесла[168 - Смолин А. В. Указ. соч. С. 31.]. Ф. Ф. Раскольников, превращая рассказ о «балтийской командировке» Ф. А. Баткина в фарс, ядовито заметил в 1931 г.: «Во главе […] пресловутой делегации был поставлен фиктивный моряк Федор Баткин, только что принятый Колчаком во флот и по этому случаю срочно переодетый в матросскую форму. Фактически никогда не служивший во флоте, Федор Баткин, кокетничая новенькой, только что выданной из цейхгауза, форменкой и голландкой, бия себя в грудь, пытался разыгрывать роль старого “морского волка”, бесстыдно выступая от имени моряков Черноморского флота, патетически восклицая: “Мы, матросы… мы, черноморцы” и сопровождая эти самозваные возгласы обычным барабанно-патриотическим пафосом социал-оборонческих речей. Однако, несмотря на заботливые приготовления эсеров и меньшевиков, Баткин в Балтфлоте никакого успеха не имел. После скандального провала в Гельсингфорсе он даже не рискнул проехать в Кронштадт»[169 - Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 5.]. В действительности провал миссии черноморцев был связан не с личностью Ф. А. Баткина, а полным, окончательным и бесповоротным разложением Балтийского флота.
29 (16) апреля был издан приказ А. В. Колчака о переименовании кораблей Черноморского флота: линкора «Екатерина II» в «Свободную Россию», строящиеся линейные корабли «Император Александр III» – в «Волю», «Император Николай I» – в «Демократию» (что особенно пикантно, учитывая взгляды Николая Павловича), авиатранспорты «Император Александр I» и «Император Николай I» – в «Республиканец» и «Авиатор» – соответственно[170 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 34; Соколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. С. 25.].
Революционные матросы довольно быстро перешли от простых требований сменить неугодных офицеров к самосудам. Расправы над офицерами явились прямым следствием раскола личного состава в условиях начала Гражданской войны, роста числа столкновений между командирами и матросами, падения дисциплины и роста крайних настроений среди нижних чинов[171 - Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Автореф. дисс. канд. ист. наук…].
К маю 1917 г. положение на Черноморском флоте и в Севастополе изменилось – как водится, к худшему. А. И. Верховский сделал в своем дневнике весьма характерную запись: «Мы определенно стоим на грани анархии. Все прежние устои жизни сорваны, а новые создаются годами, если не десятилетиями. В народе нет сознательности. […] Раньше приказы исполнялись, за ними была сила. Теперь все рассуждают. Каждого нужно убедить. Вместо “командармов” […] у нас теперь “убеждармы”. Все разваливается, особенно тыловые гарнизоны, где агитация направилась на разрушение дисциплины и на проповедь мира, а командный состав, конечно, много слабее, чем на фронте (тут Верховский явно заблуждался. – С.В.). Стали вспыхивать бунты и погромы. Многие и в Севастополе считают, что революция здесь прошла “неправильно”, не то что у балтийцев. Без убийств офицеров какая же это революция?»[172 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 79.]
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=55715250) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Моряки Черноморского флота в борьбе за власть Советов. Симферополь, 1957.
2
Зарубин А. Г., Зарубин В. Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. – 2-е изд. – Симферополь, 2008.
3
Козлов А. И. Во имя революции. (Потопление Черноморского флота по приказу В. И. Ленина в 1918 г.). Ростов, 1985.
4
Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь: Крымский архив, 2007.
5
Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Дисс. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2015.
6
Поликарпов В. Д. Бурям навстречу. Симферополь, 1961.
7
Пученков А. С. Украина и Крым в 1918 – начале 1919 года.
8
Селяничев А.К. В.И. Ленин и становление советского Военно-морского флота. М., 1979.
9
Сирченко И. Т. Погибаю, но не сдаюсь! Краснодар, 1969.
10
Cоколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. Большевизация Крыма и Черноморского флота в марте 1917 – мае 1918 г. М., 2013; Он же. Без срока давности: Большевистский террор в Крыму в 1917–1921 гг. М., 2017.
11
Цецорин А. А. Большевики Черноморского флота в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции (апрель 1917 – январь 1918 гг.): Дисс. канд. ист. наук. М., 1952.
12
Чикин А. М. Севастопольская Голгофа. Севастополь, 2005.
13
Широков В. А. Большевики Черноморского флота в борьбе за власть Советов: Дисс. канд. ист. наук. Одесса, 1977.
14
См., напр.: Боевая летопись Военно-морского флота. 1917–1941 / Н.Ю. Березовский, С. С. Бережной, З. В. Николаева. М., 1993.
15
См., напр.: Кикнадзе В. Г. Черноморский флот в революциях и в Гражданской войне в России. 2017. № 11, 12.
16
Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959.
Верховский Александр Иванович (1886–1938) – генерал-майор (1917), комбриг (1937). С начала 1917 г. – начальник штаба Черноморской десантной дивизии. Член ЦВИК и товарищ председателя Севастопольского Совета. С июня 1917 – команд. войсками МВО, в сентябре – октябре – генерал-майор, военный министр Временного правительства. В 1918 г. – один из руководителей контрреволюционного Союза возрождения России в Петрограде. (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь: Крымский архив, 2007. С. 523). В советском военном ведомстве с февраля 1919 – инспектор военных школ и курсов Запасной армии Республики (с октября 1919); в распоряжении нач. ГУВУЗ (с июня 1920), по совместительству – член Особого совещания при Главнокомандующем всеми вооруженными силами Республики (1920). В межвоенный период – на преподавательской работе в Военной академии РККА (1921–1930), профессор (1927); военный эксперт советской делегации на Генуэзской конференции (1922); нач. штаба СКВО (1930–1932); служил на курсах «Выстрел», в Генеральном штабе и Военной академии Генерального штаба. Участие в войнах: Русско-японская война 1904–1905, Первая мировая война. Репрессирован, расстрелян. Реабилитирован
17
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. Л., 2009; Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918.
18
Борисенко И. П. Советские республики на Северном Кавказе. В 2 т. Ростов-на-Д., 1930.
19
Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917–1918 гг. М., 1931.
20
Кукель В. Правда о гибели Черноморского флота // Гражданская война в России: Черноморский флот. М., 2002.
Кукель (Кукель-Краевский) Владимир Андреевич (1885–1937/1940) – военно-морской специалист, участник Гражданской войны на стороне красных, видный деятель РККФ, капитан 2-го ранга. В 1902 г. окончил Морской корпус и после занимал различные командные должности на кораблях Балтийского флота. В 1916–1917 гг. на эсминце «Амурец» принимал участие в Первой мировой войне. В июне 1917 г. переведен на Черноморский флот и осенью того же года назначен командиром эскадренного миноносца «Керчь». На эсминце «Керчь», ставшем наиболее революционным кораблем Черноморского флота, вскоре завоевал уважение и авторитет среди команды. В январе 1918 г. на «Керчи» участвовал в подавлении контрреволюционного мятежа в Ялте. В апреле 1918 г. стал одним из организаторов перехода флота в Новороссийск во исполнение приказа ленинского Совнаркома об эвакуации флота. В июне 1918 г. сыграл видную роль в исполнении приказа В. И. Ленина о потоплении флота. После потопления «Керчи» в Туапсе В. А. Кукель добрался до Астрахани, был зачислен в Красную флотилию Краснодарского края и принял активное участие в боевых действиях. В начале 1919 г. переведен на Балтийский флот и назначен командиром крейсера «Богатырь». В июне 1919 г. вновь направлен в Астрахань и вскоре назначен начальником штаба морских сил Каспийского моря и Азербайджанского флота. В 1919–1920 гг. участвовал в боевых операциях флотилии. За умелое руководство боевой операцией по освобождению форта Александровского награжден орденом Красного Знамени. В июле 1920 г. назначен начальником штаба Балтийского флота. В 1920–1923 гг. – на различных командных должностях на Балтийском флоте. В 1923 г. уволен от военно-морской службы, однако до 1937 г. занимал ответственные должности в различных учреждениях Наркомата по морским делам и судостроительной промышленности (Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). С. 599–600, коммент.). Автор ряда работ по истории Черноморского флота в 1917–1918 гг., часть из которых активно использована при подготовке настоящей публикации. Кукель репрессирован в 1937 г. По одним данным, был расстрелян в том же году, по другим – умер в тюрьме в 1940 г. Реабилитирован в 1956 г. (Сизенко А. Г. История Черноморского флота. СПб., 2001. С. 198).
21
Монастырев Н. А. Гибель царского флота / Пер. с нем. СПб., 1995.
22
Платонов А. П. Февраль и Октябрь в Черноморском флоте. Севастополь, 1932.
Платонов Алексей Павлович (1894–1937) – член РСДРП (большевик). Родился в рабочей семье, окончил железнодорожное училище. В 1914 г. призван на Черноморский флот, машинный старшина линкора «Императрица Екатерина Великая» (с 1917 г. – «Свободная Россия»), в 1917 г. председатель судового комитета, член Севастопольского комитета РСДРП, председатель I Общечерноморского флотского съезда, член Законодательного совета морского ведомства, в 1918 г. член ВЦИК 3-го созыва, член Морской секции при ВЦИК. В марте – апреле 1918 г. активно проводил директиву ленинского Совнаркома об эвакуации флота в Новороссийск, в 1919 г. член Верховного трибунала при ВЦИК. В 1928 г. окончил Военно-морскую академию, был председателем минной секции Научно-технического комитета Управления МВС, преподавателем академии в звании инженер-флагмана 3-го ранга. Репрессирован, расстрелян, реабилитирован (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 555; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). С. 646, именной ук.)
23
Раскольников Ф. Ф. Рассказы мичмана Ильина. М., 1936.
24
Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. М., 1971.
25
Жуков В. К. Указ. соч. С. 182–190.
26
См., напр.: Там же. С. 249.
27
См., напр.: Там же. С. 256.
28
Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). Киев, 1963. С. 163.
29
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Моряки Черноморского флота в борьбе за власть Советов. Симферополь, 1957. С. 5.
30
Там же. С. 5, 6.
31
Там же. С. 6.
32
Краснознаменный Черноморский флот. 3-е изд., испр. и доп. С. 84, 85.
33
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 6.
34
Верховный правитель России: Документы и материалы следственного дела адмирала А. В. Колчака / Ред. Г. А. Трукан и др. М., 2003. С. 32.
35
Князев В. В. Жизнь за всех и смерть за всех // Окрест Колчака: Документы и материалы / сост. А. В. Квакин. М., 2007. С. 113.
36
Волшебный сад души: История последней любви А. В. Колчака / Под общ. ред. С. А. Макуренковой. М., 2007. С. 239.
37
Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 69.
38
Князев В. В. Указ. соч. С. 114.
39
Верховский А. И. На трудном перевале. С. 159.
40
Cвечин Александр Андреевич (1878–1938) – военный историк и теоретик, генерал-майор. Русский (уроженец г. Одесса). Образование: 2-й кадетский корпус в Петербурге (1895), Михайловское артиллерийское училище – полевой артиллерист (2 курса, 1895), Николаевская академия Генерального штаба (1903). Иностранные языки: французский, немецкий. За границей: 2-дневная поездка в Лын и Кенигсберг для ознакомления с Восточной Пруссией (1906); 1-месячная поездка в Берлин и Познань для негласного наблюдения за ходом крепостного маневра у Познани (сентябрь 1907); 2-месячная поездка в Париж, Реймс, Франкфурт-на-Майне, Эллинг Цеппелина на Швейцарской границе (август – сентябрь 1909). Какие знал специальности: военное дело. Членство в партиях: беспартийный. В старой армии с 1895 (офицер с 1897); нач. штаба 5-й армии. В советском военном ведомстве с марта 1918 (добровольно) – пом. нач. Петроградского укрепрайона), нач. штаба Западного участка отрядов Завесы, военрук Смоленского района Завесы (с марта 1918; нач. Всероссийского главного штаба (с 3 августа 1918); преподаватель (с октября 1918), специальный лектор (с апреля 1921), главный руководитель (с января 1922) Академии Генерального штаба – Военной академии РККА, по совместительству – штатный преподаватель военного цикла Военно-академических политических курсов высшего политсостава РККА и Ф (июль 1924 – сентябрь 1925); зам. главного руководителя (с июня 1925), старший руководитель (с марта 1929), преподаватель (с октября 1929) Военной академии РККА – Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе; уволен из РККА по ст. 44 «в» (пр. НКО СССР № 0217 от 26.2.1938); в распоряжении IV управления Штаба РККА (с марта 1932); пом. нач. кафедры военной истории Академии Генерального штаба РККА (с мая 1936); исключен из списков Советской армии ввиду смерти (пр. МО № 05172 от 9.11.1956). В общественных организациях: совещанием делегатов I Всесоюзного съезда ВНО военных делегатов III Всесоюзного съезда Советов и представителей организаций ВНО Московского гарнизона избран членом Временного центрального совета ВНО СССР (3 июня 1925); член (с октября 1927), председатель Редакционной комиссии Военной академии РККА (с октября 1927); член временного бюро научно-исследовательских работ (с марта 1929); в составе научно-исследовательского бюро Военной академии РККА (с января 1931). Участие в войнах: Русско-японская война 1904–1905, Первая мировая война, генерал-майор – тяжело ранен в шею сзади с последующим параличом обеих рук и ног, легкая контузия (1916); Гражданская война. Командировки: Петроград (13–22 сентября 1919 г., 3—11 июля 1921 г., 21–29 января 1922 г., 25–31 марта 1922 г.); 5 июня – 3 июля 1925 г.; на территориальных сборах и маневрах (15–28 сентября 1927 г.); Ленинград (27 марта – 2 апреля 1928 г.); в полевой поездке в УВО и СКВО (30 мая – 19 июня 1928 г.); Ленинград, на стажировке (31 июня – 1 сентября 1928 г.); Минск и Бобруйск для прочтения докладов командному составу гарнизонов (19–24 марта 1930 г.). Награды: Анна 4-й, 3-й и 2-й ст.; Станислав 3-й и 2-й ст., Владимир 3-й ст.; Георгиевское оружие, орден Св. Георгия 4 ст. (в старой армии); золотые часы (в Красной армии, 1928 г.).
41
Кришевский Н. В Крыму // АРР. Т. 13–14. М., 1992. С. 72.
42
Князев В. В. Указ. соч. С. 115.
43
Верховский А. И. На трудном перевале. С. 159, 160.
44
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 6.
45
Волшебный сад души. С. 266, 267.
46
Раскольников Ф. Ф. Предисловие // Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917–1918 гг. М., 1931. С. 6.
47
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. Л., 2009. С. 75–77. Даже Ф. Ф. Раскольников констатировал в своих воспоминаниях, что «в первые дни Февральская революция развертывалась в Кронштадте в бурных формах» (Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990. С. 39). Узнав о революции еще утром 28 февраля, главный командир порта адмирал Вирен и комендант крепости адмирал Курош, выяснив на совещании представителей флота и гарнизона невозможность опоры на матросов и солдат в случае, если потребуется зачистка Петрограда, скрыли от нижних чинов самый факт революции. Ночью о революции узнали матросы и солдаты, и началось восстание 1-го Балтийского флотского экипажа и других частей, под утро расстреляли двух адмиралов – Вирена и Бутакова, едва ли не главным объектом репрессий стал ненавистный матросам полковник Стронский – что характерно, командир этого самого 1-го Балтийского флотского экипажа (См. подр.: Там же. С. 38–41). В Севастополе 8 марта А. И. Верховский записал в своем дневнике: «Только что было получено известие о бунте на Балтийском флоте, о трагической гибели командующего флотом адмирала Непенина и 23 офицеров, убитых своими собственными матросами» (Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 72). Вопреки старинной пословице «У страха глаза велики», данные, полученные на Черноморском флоте, оказались явно занижены. Даже по официальной советской, большевистской, версии событий, всего погибли 36 морских и сухопутных офицеров, многие другие «драконы» (так, если верить Ф. Ф. Раскольникову, революционные матросы называли царских офицеров, известных своими реакционными взглядами и/или заподозренных в расхищении казенных денег) были арестованы и заключены в следственную тюрьму. 1 марта проходили аресты сторонников царизма, 2 и 3 марта революционное движение приняло более организованные формы (См. подр.: Там же. С. 38–41). Раскольников с весьма примечательной оговоркой «Насколько мне известно…» утверждал, что «невинных жертв в Кронштадте не было. Там происходил отнюдь не поголовный офицерский погром, а лишь репрессии по отношению к отдельным лицам, запятнавшим себя при старом режиме» (Там же. С. 39). Поскольку в большевистских традициях было напоказ оставлять в живых и выдвигать кого-либо из старорежимных для демонстрации собственного человеколюбия, Ф. Ф. Раскольников даже указал на старшего лейтенанта П. Н. Ламанова, который «с первых дней революции стал во главе всех морских сил Кронштадта» (Там же). В данном случае Ф. Ф. Раскольников пытался доказать весьма сомнительный тезис о том, что «справедливые и гуманные начальники оказались не только пощажены, но в знак особого доверия были выбраны даже на высшие командные посты» (Там же. С. 38). По подсчетам современного исследователя, в приказах по армии и флоту о чинах военных за период с 22 марта по 2 июня 1917 г. как умершие числятся 73 офицера, из которых 3 умерли естественной смертью и 3 покончили жизнь самоубийством (точно ли последних не следует считать жертвами террора?), из 67 умерших офицеров имеются сведения о том, что они стали объектами самосудов, на 54 человека, а причины смерти 13 офицеров, обозначенных в приказах по армии и флоту о чинах военных, на текущий момент не установлены (Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции. 1917–1918 гг. М. – СПб., 2017. С. 182, 183).
48
Шломин В. С. Предисловие // Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). Киев, 1963. С. 6.
49
Здесь и далее в книге мы периодически будем использовать данный термин советской историографии, несмотря на его абсолютное несоответствие историческим реалиям. В действительности моряки были такими же «большевиками», как и «анархистами», – причем не только на Черноморском, но и на Балтийском флоте. По мемуарному признанию Ф. Ф. Раскольникова, «анархизм во флоте почти никакого влияния не имел, и даже те немногие моряки, которые называли себя анархистами, по крайней мере в лице своих лучших представителей, были анархистами только на словах, а на деле ничем не отличались от большевиков» (Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990. С. 257). Однако воспоминания писали далеко не всё. В посланиях в ЦК РКП(б) большевики, и прежде всего старые большевики, были значительно более откровенны. Так, в 1921 г. Ян Чадарайн, член РСДРП (большевик) с 1911 г., констатировал в письме Центральному комитету РКП(б) (копии были направлены председателю Революционного военного совета Республики Л. Д. Троцкому и в Особый отдел ВЧК В. Р. Менжинскому):
«После кронштадтских событий с продолжением разложения в среде матросских масс и в связи с переменой политического руководителя во флоте, предполагая, что действительно будут приняты меры к оздоровлению флота (но пока их нет), считаю своим долгом коммуниста поставить в известность Центральный комитет о положении во флотах с кратким историческим изложением.
Старому монархическому строю нужны были верные моряки, и он стремился укомплектовать суда и экипажи соответствующим надежным составом из крестьянской среды – преимущественно из хохлов, зная, что к этому элементу всего труднее может привиться революционный дух, и только во время 1914–1917 гг., в момент войны, во флот попали некоторые действительно революционно настроенные элементы и даже отдельные партийные товарищи, но если в начале революции 1917 г. матросы принимали самое активное участие в проведении революции (и также в Октябре), то не потому, что они были коммунистами и сочувствующими, а потому, что здесь они усматривали более простора и свободы, ибо, запертые в стальных коробках при строжайшей палочной дисциплине, им стала последняя ненавистна (здесь и далее в цитате курсив наш. – С.В.). И если только мы взглянем немножко за 1917 г. и посмотрим, сколько среди моряков было коммунистов, то картина получится очень печальная. Возьмем Кронштадт: там большинство проходило в Совет из максималистов, эсеров, меньшевиков, анархистов, а коммунисты не имели большинства и руководящего влияния на массы, в Гельсингфорсе [было] только почти одно революционное судно – [линкор] “Республика”, имеющее 700 членов партии (1200 ч[еловек] команды), на остальных судах [большевиков] были только единицы, в Ревеле только отдельные коммунисты в матросских частях и на кораблях и даже имело место, когда коммунистов выгнали из клуба моряков, а на кораблях избивали коммунистов и т. п. Такое же положение и в других флотах, как [в] Черноморском, где подавляющее большинство шло “за Колчаком”» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 20. Л. 80).
50
Сирченко И. Т. Погибаю, но не сдаюсь! Краснодар, 1969. С. 9.
51
Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 7.
52
Cирченко И. Т. Указ. соч. С. 12.
53
Там же.
54
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 12.
55
Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 10.
56
Цит. по: Трукан Г. А. Антибольшевистские правительства России. М., 2000. С. 81.
57
Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 11.
58
Весёлкин Михаил Михайлович (1871–1918) – русский контр-адмирал Свиты его императорского величества. В годы Первой мировой войны руководил Экспедицией особого назначения на Дунае. Комендант Севастопольской крепости (1916–1917). Зачислен в резерв чинов Морского министерства (4 апреля 1917 г.), уволен по болезни с мундиром и пенсией (20 августа 1917 г.). Расстрелян большевиками, по другим данным – убит.
59
Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 12.
60
Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 6.
61
Лукин Вениамин Константинович (1866–1928) – контр-адмирал. Участник Русско-японской войны. С 1906 г. служил на Черноморском флоте, командовал различными судами, с 1916 г. – начальник Трапезундского порта, флагман 2-й бригады линкоров. В июне – августе 1917 г. командовал Черноморским флотом, переведен на Балтику. Безоговорочно принял Октябрьскую революцию, был председателем комиссии Морского комиссариата по эвакуации Петроградского района и технических средств флота. В конце 1919 г. работал в военно-морской исторической комиссии и в течение семи лет создал свыше 40 трудов (в том числе монографий) по истории флота в Первой мировой и Гражданской войнах (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 537).
62
Цит. по: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 8.
63
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 77.
64
Николай Николаевич, великий князь (1856–1929) – Верховный главнокомандующий (1914–1915); главнокомандующий войсками Кавказского фронта (1915–1917).
65
Янушкевич Николай Николаевич (1868–1918) – генерал от инфантерии (1914) – нач. штаба Верховного главнокомандующего (1914–1915); нач. штаба Кавказского фронта (1915–1917).
66
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 65.
67
Верховский А. И. На трудном перевале. С. 169.
68
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 60.
69
Там же. С. 61.
70
Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 67, 68.
71
Там же. С. 68.
72
Там же.
73
Там же.
74
Верховский А. И. На трудном перевале. С. 170.
75
Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 68.
76
Крестьянников В. В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 г. // Севастополь. Взгляд в прошлое / сост. В. В. Крестьянников. Севастополь, 2006. С. 171.
77
Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 69.
78
Цит. по: Там же.
79
Там же.
80
Жуков В. К. Указ. соч. С. 15; Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак: Становление политика (март – июнь 1917) // Россия в ХХ веке. Проблемы политической, экономической и социальной истории. СПб., 2008. С. 22.
81
Жуков В. К. Указ. соч. С. 15.
82
Жуков В. К. Указ. соч. С. 15; Смолин А. В. Указ. соч. С. 22.
83
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 72.
84
Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 23.
85
Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 69.
86
У С. С. Хесина – 5 марта (Хесин С. С. Указ. соч. С. 44). Дата уточнена по: Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 70.
87
Хесин С. С. Указ. соч. С. 44.
88
Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 70.
89
Там же.
90
Там же. С. 70, 71.
91
Там же. С. 71.
92
Жуков В. К. Указ. соч. С. 19.
93
Там же. С. 20.
94
Жуков В. К. Указ. соч. С. 27.
95
Жуков В. К. Указ. соч. С. 26, 27; Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 23.
96
Цит. по: Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 24.
97
Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 83.
98
Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 25.
99
Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 71.
100
Волшебный сад души. С. 197.
101
Там же.
102
Там же.
103
См.: Там же.
104
Там же. С. 198.
105
См.: Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 84; Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 24.
106
Цит. по: Крестьянников В. В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 г. С. 172.
107
Там же. С. 171.
108
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 24, 25.
109
Цит. по: Там же. С. 25.
110
Немитц Александр Васильевич (1879–1967) – контр-адмирал, участник Гражданской войны на стороне красных, советский ученый и военный деятель. С июля по декабрь 1917 – команд. Черноморским флотом. В 1918 г. перешел на сторону советской власти. В 1919 г. за участие в переходе частей Красной армии от берегов Днестра – Буга до Днепра награжден орденом Красного Знамени. С февраля 1920 по декабрь 1921 г. – команд. всеми морскими силами Республики и одновременно управляющий делами Наркомата по морским делам. По окончании Гражданской войны преподавал в Военно-морской академии (1923–1924, 1928–1929, 1940), состоял для особо важных поручений при наркоме по военным и морским делам и председателе РВС СССР (1925–1928, 1929–1938), работал в Военно-морском издательстве НК ВМФ (1938–1940), вел большую преподавательскую и научную работу (см.: Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). Киев, 1963. С. 605–606, коммент.). С 1947 г. в отставке. Проживал в Севастополе по адресу ул. Луначарского, 42.
111
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 25.
112
Там же.
113
Там же. С. 25, 26.
114
Савинов А.М. А.И. Верховский и его походный дневник // Верховский А. И. Россия на Голгофе. М., 2014. С. 5.
115
См. подр.: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 25, 26.
116
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 70.
117
Там же.
118
Жуков В. К. Указ. соч. С. 34.
119
Там же.
120
Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 86.
121
Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 24.
122
Краснознаменный Черноморский флот. 3-е изд., испр. и доп. С. 87.
123
Там же.
124
Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 86.
125
Краснознаменный Черноморский флот. 3-е изд., испр. и доп. С. 87.
126
Сапронов Савелий Гаврилович (1889–1952) – член РСДРП (большевик) с 1917 г. Участник революционных событий 1905–1910 гг. на Балтийском флоте. С 1914 г. матрос эсминца «Капитан Сакен», один из организаторов и первый председатель в 1917 г. большевистского комитета в Севастополе, с 16 декабря 1917 г. член ВРК. Участник Гражданской войны, с 1923 г. – на партийной и советской работе (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 528).
127
Бяльницкий-Бируля Сергей Осипович (1888—?) – из дворян. Инженер путей сообщения. В 1917 г. входил в руководящее ядро Севастопольской городской организации ПСР, член Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов, лидер фракции эсеров в Севастопольском Совете. С 1917 г. – гласный Севастопольской городской думы, во время французской интервенции – председатель этой думы. В 1922 г. в газете «Маяк коммуны» опубликовал заявление с отречением от ПСР. В 1923 г. работал заместителем председателя Черноморской фондовой комиссии (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 528).
128
Калич Андрей Иосифович (1892–1946) – член РСДРП (большевик) с 1917 г., солдат электротехнической роты Севастопольского крепостного артиллерийского склада. С апреля 1917 г. – член Севастопольского комитета РСДРП, первый председатель большевистской фракции в Севастопольском Совете. Делегат 2-го Всероссийского съезда Советов. Участник Гражданской войны на Украине, затем – на ответственной советской работе (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 528).
129
Сюсюкалов Иван Леонтьевич (1895–1967) – из крестьян Воронежской губернии. Большевик, член Севастопольского комитета РСДРП с 1917 г. В 1914 г. призван на службу в Черноморский флот, машинист 1-й ст. линкора «Евстафий», в 1917 г. председатель судового комитета, член Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов. С 16 декабря – секретарь Севастопольского военно-революционного комитета. С 1921 г. на хозяйственной и преподавательской работе. Делегат 10-го и 11-го Всероссийских съездов Советов, 1-го и 2-го съездов Советов СССР (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 528; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). С. 651, именной ук.).
130
Клепиков Аполлон Васильевич (1882–1920?) – член РСДРП (большевик). Из крестьян Олонецкой губернии. После окончания Бакинской школы судовых механиков работа в Петербурге. За революционную работу в Баку и Петрограде неоднократно арестовывался (1906–1909). В 1914 г. переведен в Баку в мастерские Севастопольского порта. В 1917 г. – один из создателей Севастопольской городской большевистской организации (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 528, 529).
131
Цит. по: Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 25, 26.
132
Жуков В. К. Указ. соч. С. 75.
133
Там же.
134
Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 86.
135
Цит. по: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 26.
136
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 71. А. И. Верховский, будучи арестованным, направил 2 апреля 1938 г. «Заявление народному комиссару внутренних дел Союза ССР» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 350. Л. 70). Данное «заявление» представляло собой признательные показания, в которых помимо самооговора содержалась и вполне объективная информация. Верховский, в частности, указал: «Впервые мое знакомство с социалистами-революционерами имело место на съезде Румчерода в Одессе в 1917 г., где я присутствовал с делегацией от Севастополя и Черноморского флота в качестве товарища председателя Севастопольского Совета. На этом съезде я познакомился с Керенским и установил единство моих взглядов с ним по вопросу защиты отечества против внешнего врага, защиты капиталистического строя от нараставшей социалистической революции и построения демократического устройства государства. Результатом этого знакомства было мое назначение на должность сначала командующего войсками Московского военного округа, затем (после подавления при моем активном участии мятежа Корнилова в августе 1917 г.) – назначение военным министром» (Там же. Л. 71).
137
Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 75.
138
Там же.
139
Там же. С. 75, 76.
140
Там же. С. 78.
141
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 39.
142
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 70.
143
Васильев Александр – рабочий. Участник вооруженного восстания в Севастополе в ноябре 1905 г., осужден на длительный срок каторги. В 1917 г. вернулся в Севастополь из заключения, в марте – апреле избран председателем комитета Севастопольского порта, товарищем председателя Севастопольского Совета депутатов армии, флота и рабочих (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 524).
144
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 71.
145
Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Автореф. дисс. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2015 [электрон. ресурс] // http://cheloveknauka.com/ofitsery-chernomorskogo-flota-rossii-v-revolyutsii-1917-g-i-nachale-grazhdanskoy-voyny
146
Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Автореф. дисс. канд. ист. наук…
147
По имеющимся в историографии сведениям, к 15 марта 1917 г. Балтийский флот потерял 120 офицеров, из которых 76 убили (в Гельсингфорсе – 45, в Кронштадте – 24, в Ревеле – 5 и Петрограде – 2). В Кронштадте помимо этого убили не менее 12 человек сухопутного гарнизона, 4 офицера покончили жизнь самоубийством, 11 человек пропали без вести. Более 600 морских офицеров арестовали (см.: Соколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. С. 22).
148
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 73.
149
Монастырев Н. А. Гибель царского флота / Пер. с нем. СПб., 1995. С. 86.
150
Верховский А. И. На трудном перевале. С. 233.
151
Там же. С. 234.
152
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 73.
153
Cмолин А. В. Указ. соч. С. 30.
154
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 75.
155
Лемке М. К. 250 дней в царской Ставке (25 сент. 1915 г. – 2 июля 1916). Пб., 1920. С. 77.
156
Смолин А. В. Указ. соч. С. 30.
157
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 82, 83.
158
Там же. С. 86.
159
Там же. С. 88.
160
Волшебный сад души. С. 239.
161
Смолин А. В. Указ. соч. С. 30.
162
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 90.
163
Cмолин А. В. Указ. соч. С. 30.
164
Баткин Федор Анисимович (по другим данным – Исаакович) (около 1897–1924) – уроженец г. Севастополя, не окончил гимназию (по другим сведениям – студент Льежского университета). В марте 1917 г. – делегат Севастопольского Совета от союза учащейся молодежи, член согласительной комиссии при слиянии двух Советов. По свидетельству А. Вертинского, «краснобай, демагог и пустомеля». Своими речами о патриотизме привлек внимание адмирала А. В. Колчака. Был призван на флот и отправлен на флот и на Балтийский флот в составе Черноморской «патриотической» делегации, фактически возглавлял указанную организацию. В июле 1917 г. награжден Георгиевским крестом 4-й ст. В августе 1917 г. участвовал в качестве делегата от Черноморского флота в Государственном совещании. В годы Гражданской войны служил в ОСВАГе армии генерала Деникина. Эмигрировал с армией Врангеля, в 1922 г. вернулся на Родину. По некоторым сведениям, арестован за спекуляцию и расстрелян Харьковской ЧК (См., напр.: Крестьянников В. В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 г. С. 173; Он же. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов).
165
Волшебный сад души. С. 261.
166
Смирнов Михаил Иванович (1880–1940) – капитан I ранга, окончил Морской кадетский корпус и Морскую академию. Участник Первой мировой войны на Балтике, награжден Георгиевским оружием. С 1916 г. на Черном море, с 4 июня 1917 г. – начальник штаба командующего Черноморским флотом. В ноябре 1918 г. назначен управляющим Морского министерства правительства адмирала А. В. Колчака с производством в контр-адмиралы. Эмигрировал в США, умер в Лондоне (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. – Симферополь: Крымский архив, 2007. – С. 521).
167
Верховский А. И. На трудном перевале. С. 248, 249.
168
Смолин А. В. Указ. соч. С. 31.
169
Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 5.
170
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 34; Соколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. С. 25.
171
Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Автореф. дисс. канд. ист. наук…
172
Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 79.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения